Энтони Хоуп - Пленник замка Зенды

— Ну и хитер же ты, Черный Майкл! — с явным одобрением произнес король. — Пробку долой, Джозеф. Уж не вообразил ли мой братец, что я не одолею его бутылки?

Джозеф открыл бутылку и наполнил бокал короля. Король пригубил вино, затем произнес тост, напыщенность которого как нельзя лучше соответствовала и позднему часу, и нашему состоянию.

— Дорогие гости, друзья, кузен мой Рудольф! Ну и история с тобой приключилась, Рудольф! Берите, друзья мои, все что угодно. Возьмите хоть половину Руритании. Только не просите у меня ни капли из этой изумительной бутылки. Я осушу ее один в честь этого хитрого негодяя, моего братца Черного Майкла.

Король схватил бутылку и пил из горлышка до тех пор, пока действительно не осушил все до капли. Потом он уронил голову на стол и заснул, как спит человек, добросовестно исполнивший долг.

Мы, в свою очередь, сочли своим долгом поднять тост за приятные сновидения его величества, и это последнее, что я помню о том вечере.

Сколько я проспал — сказать трудно. Определенно могу заявить лишь то, что пробуждение мое было ужасно. Я проснулся от совершенно омерзительных ощущений. Я трясся от холода и сырости. Едва я открыл глаза, как понял, в чем дело. С моей головы и с моего костюма ручьями стекала ледяная вода, а рядом стоял Сапт с пустым ведром. На устах его играла ехидная улыбка.

Я перевел взгляд чуть в сторону и заметил Фрица фон Тарленхайма. Он сидел на столе. Мертвенно бледный, с синяками под глазами, он являл собой печальный пример того, как пагубно злоупотребление даже первоклассными винами.

Поняв в чем дело, я просто зашелся от ярости.

— Мне кажется, сэр, ваши шутки зашли слишком далеко! — заорал я на полковника.

— Не сердитесь, дружище, — неожиданно мягко ответил Сапт, — нам некогда ссориться. Сейчас уже пять часов, пора подниматься. Я пытался вас будить по-другому, но более вежливые способы ни к чему не привели.

— Я бы на вашем месте поостерегся, полковник, — продолжал я, ибо тело мое по-прежнему сотрясалось от холода, а душу испепелял гнев.

— Взгляните-ка сюда, Рассендилл, — сказал Фриц, указывая на пол.

Я посмотрел. Возле стола неподвижно лежал король. Лицо его сейчас было почти такого же цвета, как волосы. Дышал он шумно и тяжело. Полковник со свойственной ему непочтительностью подошел к королю и пнул его ногой. Тот даже не пошевелился. И тут я заметил, что голова и платье короля были не менее мокрыми, чем мои собственные.

— Мы провозились с ним целых полчаса, — объяснил Фриц.

— Не удивляюсь, что у нас ничего не вышло, — проворчал Сапт. — Он выпил в три раза больше, чем вы оба.

Я опустился на колени и померил королю пульс. Он был замедленный и неровный. Мы обменялись с двумя офицерами выразительными взглядами.

— Может, последняя бутылка была отравлена? — шепотом спросил я.

— Кто знает? — неопределенно ответил Сапт.

— Надо позвать врача, — посоветовал я.

— На десять миль в округе тут не сыщешь ни одного доктора. Но даже если бы мы нашли их тысячу, все равно он бы не попал сегодня в Стрелсау. Я сталкивался с подобными вещами. Раньше чем через шесть-семь часов ему не очнуться.

— Но сегодня же коронация! — в ужасе закричал я.

Фриц в ответ только плечами пожал. За то недолгое время, что мы были знакомы, я уже успел заметить: он всегда пожимает плечами, когда ситуация представляется ему безвыходной.

— Придется сообщить, что король болен. Ничего другого нам просто не остается, — сказал он.

— Наверное, вы правы, — согласился я.

Старый Сапт достал из кармана трубку и принялся с самым невозмутимым видом попыхивать ею. Он был свеж и собран, будто и не участвовал во вчерашнем пиршестве.

— Если коронация сегодня не состоится, я не поставлю и кроны за то, что он вообще когда-нибудь взойдет на престол, — мрачно изрек он.

— Помилуйте, почему? — удивился я.

— Да потому, что народ собрался, чтобы увидеть нового короля, а половина войск находится во власти Черного Майкла. И тут мы явимся с известием, что король не может прибыть, потому что пьян до беспамятства.

— Не пьян, а болен, — поправил я.

— Болен! — с издевкой произнес Сапт. — Ни для кого не секрет, что это за болезнь. Он у нас и прежде частенько «болел».

— Что делать… — растерянно сказал Фриц. — Ничего другого мы все равно не придумаем. Я сам сообщу о его болезни. А дальше остается только надеяться на лучшее.

Сапт предостерегающе поднял руку, и мы с Фрицем поняли, что у него родилась какая-то идея.