Фредерик Марриет: Персиваль Кин

Но я сделал большие успехи в продолжение трехмесячного бездействия мистера О’Таллагера. С летами я часто думал и теперь совершенно убежден, что мы более теряем, чем выигрываем, начиная слишком рано учиться. Начните учить одного ребенка с трех лет и другого с семи, — и десяти лет тот, которого до семи оставляли в покое, будет знать столько же, как тот, чьи понятия стали образовывать с таких ранних лет. Я испытал это на самом себе.

В шесть месяцев я выучился хорошо читать и писать я начал арифметику. Правда, что этому много способствовали советы капитана Бриджмена, любовь моя к тетушке Милли и ненависть к моему учителю, от которого я не хотел заслужить наказания за леность.

Штуку с мистером О’Таллагером я сыграл в мае; в сентябре он был совершенно здоров, и линейка, ферула и розги начали свое дело. Бесполезно и говорить, как часто меня наказывали, потому что это случалось каждый день, иногда один раз, иногда дважды; я сделался совершенно равнодушным к наказанию, даже смеялся над ним, но втайне старался снова мстить своему мучителю.

Я клал маленькие шарики из смолы на трон мистера О’Таллагера, и он имел удовольствие видеть себя прилипшим, когда хотел встать наказывать. Я обмазывал розги и ферулу клеем; бросал мертвых кошек под ящики, составлявшие его трон, так что запах выводил его из терпения прежде, чем он мог найти его причину. Я вылил все чернила из чернильниц и налил в них воды, чем ввел его в немалые издержки.

В таких случаях он никогда не искал виновного, но вызывал меня и Филя Муни. Я, со своей стороны, никогда не говорил ни слова в свое оправдание. Я выдерживал наказание без ропота, вполне довольный меною.

Вальтер Пуддок говорил мне правду, и это подтвердят все школьники, что после частых наказаний делаешься нечувствительным к розгам. Так проходило время до ноября, когда мне представилась возможность вполне отплатить моему достойному педагогу за все его благодеяния.

Школьники истратили все свои деньги, чтобы купить ракет к 5 ноября. Говорят, что в этот день некоторые люди, находя невозможным преобразовать лордов и депутатов, решились вдруг от них отделаться. Неизвестно, отчего каждый год после первого опыта наши лорды не подвергались подобной опасности. Гюй Фоке и его сообщники, паписты или протестанты, сделались основателями до сих пор не существующей партии, которой девиз есть: средства, а не люди.

Но не буду продолжать далее. Мистер О’Таллагер никогда прежде не мешал детским играм в этот день; но тут, будучи не в духе, объявил, что вместо праздника мы должны утром прийти в классы, а после обеда можем гулять.

Это нас чрезвычайно огорчило, и нетерпение наше выйти из школы было так велико, что почти никто не мог ответить урока. Ферула и розги были в полном действии; но можно представить себе наш ужас и отчаяние, когда за час перед обедом мистер О’Таллагер приказал нам выдать ему тотчас все шутихи и ракеты, которыми набиты были наши карманы, и объявил, что в наказание за то, что мы не знали уроков, после обеда также будут классы. Все были в безмолвном отчаянии.

Мальчики один за другим подходили к трону мистера О’Таллагера, и Филь Муни обыскивал их карманы, вытаскивал оттуда все принадлежности фейерверка и складывал их к подножию трона, который, как я уже прежде заметил, состоял из двух пустых ящиков, обращенных дном кверху; на этих двух стоял третий, на котором сидел мистер О’Таллагер, и все три покрыты были старою зеленою фланелью.

Когда обыскали всех, то набралось такое множество ракет, шутих и проч., что мистер О’Таллагер, опасаясь, чтобы мальчики опять не утащили их, поднял верхний ящик, на котором сидел, и приказал Филю Муни спрятать их под него. Это было исполнено; мистер О’Таллагер снова сел на свое место, и классы продолжались до обеда, но увы, должны были начаться и после обеда.

Мальчики разошлись; одни печальные, другие сердитые, некоторые испуганные; меньшая часть восстала против такой несправедливости.

Я был вне себя; кровь во мне кипела; наконец, изобретательность явилась ко мне на помощь, и я, не думая о последствиях, решился действовать.

Так как еще оставалось полтора часа до начатия классов, то я поспешил домой и, выпросив шиллинг у тетушки Милли, купил более четверти фунта пороху.

Потом я возвратился в школу, заглянул в класс и увидел, что в нем никого не было. Я поспешно приподнял ящик, под которым спрятаны были наши ракеты, высыпал под него порох, оставя немного для узенькой дорожки, которую трудно было заметить на зеленом фланелевом покрывале, и потом вышел и прибежал к товарищам. У меня, как и у других школьников, был кусок фитиля для опускания ракет; я зажег его и остался в углу, ожидая колокольчика, который сзывал нас в классы.