Фредерик Марриет: Иафет в поисках отца

— Не нужно ли вам чего-нибудь, любезный батюшка? — спросил я.

Он не знал, начать ли ему опять свои претензии, или нет, но наконец ответил:

— Мне нужна помощь моих слуг.

— Но слуга не может ходить за вами с таким рвением, как сын. Я для вас приготовил бульон, думая, что он вам будет нужен.

— Признаюсь, сударь, для того-то я и хотел спросить своих слуг, — сказал он гораздо тише прежнего, и видно было, что с удовольствием взял из моих рук бульон..

Потом я опять взял примочку и, сняв перевязки, вторично намочил их.

— Не могу ли я еще чем-нибудь служить? — спросил я.

— Нет, мне ничего не нужно, я чувствую себя очень хорошо.

— В таком случае, позвольте теперь с вами проститься. Вы желали навсегда расстаться со мной и хотели даже силой вывести меня из вашего дома. Я воспротивился этому, во-первых, для того, чтобы избавить вас от неприятной мысли, что вы обидели человека, который не только вас никогда не оскорблял, но еще имел сильное право на вашу благосклонность. Я доказал этим свое происхождение от фамилии де Беньонов, которая не терпит обид. Но если вы думаете, генерал, что я пришел сюда для того, чтобы каким-нибудь образом вкрасться в ваше доверие, то вы очень ошибаетесь. Я слишком горд для этого. По счастью, я имею средства к пропитанию и не прошу ничьей помощи. Если бы вы меня приняли, как прилично отцу, то, поверьте, вы бы нашли во мне сына, которого главной целью всей жизни было отыскать отца и который приходил в восторг от одних воспоминаний о нем, помогая этим своему горю и утешая себя в несчастьи одной этой мыслью. Несмотря па мое состояние, я смею вас уверить, что я не уронил бы вашей фамилии. Я сошлюсь в том на лорда Виндермира. Признайтесь, что ужасно быть брошенным в свете, без помощи, без друга, без родных, которые могли бы удержать своими советами от ошибок, облегчить нужды. Но еще ужаснее видеть, что лучшие мои желания разрушились, когда я почитал их исполненными, и причиной этого было сходство мое с матерью. Об одной только вещи, генерал, я хочу просить вас, и на которую, впрочем, я имею полное право, а именно: принять настоящую мою фамилию. Уверяю вас, я ее никогда не запятнаю. Теперь же позвольте мне навсегда проститься с вами и будьте уверены, что никакая бедность, никакие лишения не заставят меня опять прийти к вам.

Я поклонился ему очень низко и хотел выйти.

— Постойте, хоть одну минуту.

Я повиновался.

— Зачем вы вывели меня из терпения, сэр?

— Позвольте вам заметить, что я вовсе не был причиной вашего неудовольствия; напротив, я старался сохранять должное хладнокровие.

— Это-то меня и взбесило.

— Согласен, но, во всяком случае, я не виноват; хладнокровие — долг благовоспитанного человека.

— Вы хотите этим сказать, что отец ваш не имеет никакого воспитания? — сказал он сердито.

— Совсем нет; есть много весьма благовоспитанных людей, которые, по несчастью, не умеют владеть своим характером, но в таком случае они признают свою ошибку и извиняются.

— То есть вы ожидаете от меня извинений?

— Позвольте, генерал, спросить вас: вероятно, вы никогда не видели, чтобы кто-нибудь из де Беньонов спокойно перенес обиду?

— Никогда.

— И потому те, которые это знают, не должны по-настоящему обижать других. И если бы в минуту запальчивости они это сделали, то самая гордость, кажется, должна бы принудить их к извинению. Тут нет никакой низости — извиняться перед человеком униженным; напротив, это очень благородный поступок.

— Я вижу из этого, что вы настоятельно требуете извинения.

— Теперь оно, генерал, почти не нужно. Мы расстаемся и, вероятно, никогда более не встретимся. Если же вы полагаете, что извинение есть долг ваш, то я с удовольствием его приму.

— И вы не хотите остаться?

— Я никогда и не думал этого, генерал. Вы сами сказали, что не признаете меня и лишаете прав наследства. Кто носит в себе чувство благородного человека, тот не может оставаться, услышав такие слова.

— На каких же условиях могу я вас удержать и заставить забыть прошедшее?

— Мои условия весьма коротки. Скажите, что вы отпираетесь от сказанного вами и что очень сожалеете, что меня обидели.

— А если я этого не сделаю, то вы никогда сюда не покажетесь?

— Решительно, генерал. Впрочем, я всегда буду молить Бога о вашем счастьи и если узнаю о вашей смерти, то с истинной печалью в душе буду на ваших похоронах, хотя вы меня и отчуждаете. Это мой долг. Я пользуюсь вашим именем, и вы объявили, что я точно ваш сын. Но жить с вами, или даже изредка видеться, я не могу после того, что между нами произошло.