Фредерик Марриет: Валерия

У меня никогда не было недостатка в друзьях. Я познакомилась с женою полковника, назначенного в наш полк в Париже. У нее не было детей. Я поверяла ей свои житейские неприятности, и она утешала меня.

Это была женщина очень религиозная; бабушка же воспитала меня в тех же правилах, и я понравилась ей за мое благочестие. У ней была сестра, богатая вдова, жившая на улице Сент-Оноре: женщина живая, веселая, но едкая, не задумывавшаяся над словами, лишь бы удовлетворить минутному чувству. Я постоянно встречала ее в доме полковника, и она пригласила меня к себе. Полковник был начальником моего отца, и потому желания матушки разорвать связь мою с его женою оставались тщетны. Я проводила все мое время вне дома.

Мне остается рассказать только два неприятных случая. Читатель подумает, может статься, что я и то уже довольно ему рассказала; но так как это два последние случая, и притом особенного рода, то я и прошу его выслушать их. Раз меня наказали вот за что: один молодой офицер оказывал мне особенное внимание. Я любила бывать с ним вместе, но мысль о замужестве вовсе не приходила мне в голову; я была еще совершенный ребенок. В одно утро оказалось, что он сделал предложение моему отцу; отец согласился, не спросив матушки, радуясь, вероятно, случаю пристроить меня. Когда он поручил ей спросить меня, согласна ли я на этот союз, она была не в духе. Я отвечала ей:

— Non, maman, je ne veux pas. Il est trop noir. (Нет, мамаша, я не хочу. Он слишком черен). Матушка, к моему изумлению, была чрезвычайно мною недовольна, что мне стоило много слез.

Случай этот узнали в казармах, и все взяли мою сторону. Я отказалась от одной довольно неприятной работы, и меня опять наказали, это случилось в последний раз, но очень жестоко, так что меня почти нельзя было узнать.

Я опять оставила родительский дом и отправилась к полковнице.

— Что тут с нею делать, сестра? — сказала полковница. — Посмотрим. Во всяком случае, Валерия, я оставлю вас здесь на несколько дней, покамест что-нибудь будет решено. Теперь уже почти ночь; вы ночуете у меня.

— Я теперь боюсь возвратиться домой.

— Полно, милая Валерия, — сказала полковница успокаивающим голосом.

— Оставь ее мне, — сказала сестра ее. — Я поговорю с нею. Полковник приехал сейчас домой, и ты должна принять его.

Госпожа Аллар (так звали полковницу) вышла из комнаты. Тогда сестра ее сказала мне:

— Друг мой, вы должны непременно возвратиться домой; но вам не для чего там оставаться: покамест у меня есть свой уголок, вы не будете без приюта. Только выслушайте меня. Я желаю услужить вам; но вы должны взвесить все обстоятельства прежде, нежели на что-нибудь решитесь. Я говорю вам, что могу принять вас к себе. Никто, однако же, не может ручаться за свою жизнь, и если Богу угодно будет отозвать меня, вы останетесь без приюта. Что вы тогда станете делать?

— Вы очень добры, — отвечала я, — но я решилась; буду работать ради насущного хлеба, как могу. Доставьте мне только работу, и я буду благословлять вас до конца жизни. — Теперь я вижу, как поступок мой был неблагоразумен.

— Я не допущу вас до необходимости работать ради насущного хлеба, пока я жива; но когда умру, вы узнаете, что значит быть одной на свете.

— Догадываюсь, — сказала я, грустно качая головою.

— Засните теперь, а завтра скажите мне, на что вы решились.

— Я не смею от стыда возвратиться домой.

Через час госпожа д'Альбре опять пришла ко мне и заговорила со мною. Но в словах моих не было почти связи, и это встревожило ее. Между тем полковник приехал домой, и жена рассказала ему, что случилось. Он вошел ко мне в комнату, взял свечу, взглянул на меня и сказал:

— О, черт возьми, я не узнал бы ее!

Полковник и жена его вышли. Я между тем пришла в чувство. Госпожа д'Альбре подошла ко мне, наклонилась к моему лицу и сказала:

— Валерия!

— Что? — отвечала я.

— Успокоились ли вы? Можете ли вы меня выслушать?

— Могу, — отвечала я.

— Так слушайте же, вот мой план: полковник отведет вас домой; завтра я скажу вам, как вести себя. Завтра вечером вы убежите из дома; я буду ждать вас на углу улицы с наемной каретой. Я увезу вас к себе, и никто, даже сестра моя, не будет знать, где вы. Подумают, что вы пропали, и так как полк должен выступить недели через две в Лион, то никто не узнает, что вы еще живы, если только скрыть вас до того времени.

— Благодарю вас, благодарю! Вы не знаете, как вы меня осчастливили, — отвечала я, прижимая руку ее к сердцу, сильно бившемуся. — Да благословит вас Бог, мадам д'Альбре. О, как я буду за вас молиться! — Теперь, вспоминая этот дурной поступок, я удивляюсь, как я могла на него решиться при любви моей к батюшке и матушке, хорошо зная, что все мои бедствия происходили от того, что бедная матушка была самого вспыльчивого характера.