Георгий Старков - Квартира 302

– Генри…

Первое, что он увидел, открыв воспалённые глаза – лопасти вентилятора, вращающиеся на потолке. Прохладный воздух спиралью спускался вниз, щекоча разгорячённое лицо. Человек шевельнулся на кровати и понял, что ещё жив – хотя бы потому, что всё тело ныло и ломало.

Жив. Это радовало.

Он сел на кровати, обхватил голову руками. Тошнота подкатывала к горлу, как морской прилив. Болела голова. Желудок скрутило так, что казалось – там, внутри, костёр из сухих поленьев.

Но все эти ужасы затмевала до отвращения чёткая картина сновидения. Человек поднял голову. Спальню накрыла многодневная пыль. Он спал много часов и много недель. За окнами плыли хмурые конницы туч, но у самого края неба, над горизонтом, прорезалась полоска яркой синевы.

Человек встал с кровати, и каждое шевеление отзывалось болью. Но боли в последнее время было так много, что он мог позволить себе роскошь не обращать на неё внимания. Встав, он оглядел себя. Ботинки были чисты, к носкам не прилипла пыль или кровь. Рубашка и брюки – мятые и плохо пахнущие, но вполне себе целехонькие. Он поднял руки, всматриваясь в ладони с тщательностью микробиолога. Ни капли крови. Никаких ран и ссадин.

И, хотя он всё понимал, в глубине разума всё же зашевелилось сомнение, а не было ли всё случившееся горячечным бредом. Человек отрывистыми шагами подошёл к окну. Внизу деревья сбрасывали листья, ими была устлана вся площадка. Синий фургон был припаркован у самого входа. Человек в бейсболке с эмблемой «Красных носков» сбрасывал в машину туго набитые сумки. Генри узнал его. Гарри Миллер, жилец квартиры 104 – рядом с управляющим. То ли клерк, то ли юрист. Похоже, он уезжал. Сматывался с этого места, как мог.

Неудивительно, учитывая аж три полицейские машины, дремлющие поодаль.

Генри вышел в коридор. Излом на стене пропал. Исчезли обвалившийся вентилятор и чёрные рты дыр. Обитель выглядела мирной, как все два года.

Мужчина прошёл в гостиную. Белая дверь с глазком. Как-то странно видеть дверь без цепей. Генри закрыл глаза. Так что же – в чём объяснение всего, что произошло?.. Что-то ведь было. Но квартира, она нагло отрицает. Что было на самом деле, а чего нет?..

Он не знал. Что он мог утверждать – только то, что видел. Перед тем, как провалиться в беспамятство и проснуться на своей кровати…

Он видел – хотя лежал лицом вниз, приложившись щеками о пол, и физически не мог ничего видеть, – так вот, он видел, как существо извивалось и орало, и изо рта вместе с дымом начали выглядывать оранжевые сполохи пламени. Глаза монстра налились кровью. Копья, казалось, зажили собственной жизнью и теперь не просто висели на теле, но и вгрызались глубже, поддакивая друг друга. Копья шептались – голосами тех, кого они обозначали: Пустоты, Темноты, Мрака, Отчаяния, Искушения, Истока, Бдительности и Хаоса. Генри различил только голос Синтии и заикающийся выговор Джаспера.

Он видел, как Уолтер протягивает руки и бредёт на центр арены, к выдуманной им самим машине смерти. Он видел, как кричала Айлин, когда сознание вернулось к ней. Одновременно он видел, как один за другим рушатся миры, через которые они прошли – как ураган сметает деревья в «мире леса», как цилиндрическая тюремная башня качается и рушится на кипящие воды озера, как стены подземки смыкаются, погружая всё во тьму. Он слышал крики жертв, громкие, как никогда; но ему показалось, что это крики благодарности. Он видел, как синее пламя прорвало грудь «истинного тела» и оно безвольно повисло на цепях; как вся арена затряслась, словно во время десятибалльного землетрясения. Всё ломалось. Последнее, что увидел Генри, прежде чем темнота спасла его от этого безумного калейдоскопа – Уолтер падает в озеро крови, исчезает в волнах, и сердечник торжественно окрашивается тёмно-багровым цветом. И на этом всё кончилось, улетело вдаль.

Генри подошёл к двери, открыл и вышел в коридор. Лампы горели тускло. Стояла необычная тишина – ни отзвука приглушённых разговоров через стены, ни музыки в квартирах. Что ж, по крайней мере, поблизости не видно никаких мясных наростов.

Впрочем…

Ладошки остались. Они обозначились чётче – круглые отпечатки с растущими от них ветвями-пальчиками, усеивающие стену напротив. Больше, как никогда – двадцать одна штука. Последний след казался чуть ли не влажным. Не желая ломать голову над тайным смыслом рисунков, Генри побрёл по коридору.

Айлин.

В левой ноге то и дело сводило мускулы, и он прихрамывал. Он прошёл через ряд безмолвных дверей с белыми номерками и вышел на лестничную площадку. Внизу, в холле, копошились люди. Тихо – без шума и разговоров, деловитая суета. Полицейский в полном облачении дежурил у двери, наблюдая за входящими и выходящими.