Сергей Городников - Тень Тибета

Когда он настиг француза с девушкой, кобыла под ними выбивалась из сил, дрожала ногами и сипела на каждом выдохе. Он привстал в стременах, вслушался. Фанатики заметно отстали, но не отказались от намерения схватить их, и он подал пример, съехал с дороги в джунгли. Журчание ручья указывало направление, и они в сопровождении предательского треска иссушенных сучьев, шуршания листьев и ветвей, шелеста лиан, казалось, бесконечно долго настороженно пробирались на звенящие шлепки струй, которые беспечно тревожили кажущийся сонным покой леса. У сияющей поверхности только наполовину заполненного природного водоёма спешились. Патрик скинул с плеч широкий плащ, расстелил на земле и опустил на него девушку. Она всё ещё была без сознания. Зачерпнув пригоршней воду, Удача опустился на колено, плеснул брызги на бледное девичье лицо, на шею, на приоткрытую грудь, затем влажными пальцами коснулся виска, по которому в храме нанёс лёгкий удар. Вдруг он прислушался. Вставая на ноги, тихо объявил сообщнику по похищению:

– Схожу, посмотрю.

Как дикая кошка, крадучись и пригибаясь под ветвями, стараясь реже задевать их, он бесшумно вернулся к дороге. Со стороны города неслась в погоню новая волна преследователей, вдохновляемая желанием достать хоть на краю земли ненавистных чужаков, которые совершили кощунство, посмели осквернить храм. На этот раз они были с факелами. Пламя факелов блестело на холодной стали обнажённых сабель, красными пятнами расцвечивало осатанелые лица, отчего наездники казались кровожадными тварями, вызванными на подмогу из самой преисподней. Они миновали его и не заметили следов беглецов, где те свернули с дороги в джунгли. Удача быстро затоптал эти следы и затёр подобранными на земле прутьями. Убедившись, что топот удаляется, он опять выглянул на дорогу и нырнул в заросли. Он двинулся обратно по охотничьи тихо, не тревожа птиц и не привлекая внимания хищников.

Невнятный заговорщический разговор, который прервался возле журчания у водоёма, заставил его приостановиться, наполовину вынуть шпагу из ножен. Смутная тревога защемила сердце в недобром предчувствии. Он сделал десяток шагов, и разговор возобновился.

– И ты ничего ему не обещала? – расслышал он полный волнения, срывающийся на шёпот голос француза.

Мгновения, пока Дэви не начала отвечать, показались Удаче вечностью.

– Он смешной. Он как брат. Люблю я только тебя.

Она тихонько и беззаботно рассмеялась, и от этого грудного счастливого смеха у Удачи перехватило дыхание. Он бы не задумываясь отдал жизнь, если бы она так засмеялась ему. Кровь отхлынула от его лица; шпагой рассекая ветви, ломая их телом, он бросился к лужайке внезапно раненым зверем. Они прервали поцелуй, и Дэви опередила Патрика, грудью закрыла француза от нападения соперника.

– Я люблю его!

Эти слова были для Удачи, который ещё живо помнил её ласки, как ушат холодной воды на голову. Он пронзил взглядом прекрасное в страстном порыве девичье лицо, выискивая хоть слабый огонёк надежды.

– Дэви?! – умоляя попросил он о сочувствии.

– Я люблю его! – повторила она властно.

Она смотрела на него холодно и надменно. С диким рыком он переломил шпагу о колено, отшвырнул стальные обломки. Взлетел на коня и в помутнении рассудка безжалостно стегнул плетью по крупу. Конь взвился на месте, с задних ног прыгнул грудью на заросли.

– Удача?! – рванулся к нему француз.

Но девушка удержала любовника за руку.

– Оставь его.

Он не жалел коня, ветви нещадно хлестали и царапали их обоих. Наконец оба вырвались на дорогу. Справа отряд преследователей конным шагом возвращался в город, бывшие впереди высвечивали огнём факелов придорожную пыль, выискивая следы беглецов. Они напоминали потерявших дичь гончих собак.

– Держи! Смерть! Смерть чужеземцу! – вмиг завизжали фанатики, и устремились к нему стаей голодных стервятников.

Он заставил дрожащего от возбуждения жеребца стоять как вкопанного. Лишь под самым носом у передних всадников позволил ему стремглав кинуться прочь. Конец сабли с резким свистом распорол на его спине рубашку, зацепил заднюю луку седла, лязгнув по серебряному украшению, но степным наездником он быстро оторвался от них, оставил в дураках. Остановившись и подпустив их поближе, он снова в последнее мгновение ускользнул от сабель, от яростных проклятий, которые они только и могли послать ему вдогонку. Подавляя терзания сердца опасной игрой со смертью, он раз за разом подпускал злобных преследователей и ускользал от них, пока далеко впереди не показался бурлящий мятежными страстями, разбуженный им город.