Иван Алексеев - Западня для леших

Густой бор скоро закончился. Дорога петляла по невысоким холмикам, покрытым яркой зеленой травой, по березовым рощицам, радостно белевшим под лучами летнего солнца. Отряд приближался к цели своего похода — стольному городу Государства Российского, матушке-Москве. По составленному заранее дорожному распорядку последнюю остановку сделали верст за сорок до стольного града, в примостившемся на окраине невеликой деревушки обширном постоялом дворе. Лешие могли бы прекрасно отдохнуть и где-нибудь на полянке — там и не в пример чище, и просторней, но Разик получил четкое задание: оценивать обстановку в городах и весях по пути следования.

Они сидели в большом сарае с дырявой соломенной крышей и земляным полом, за длинным столом из не струганых досок, впрочем, уже изрядно отполированных локтями, а возможно — и мордами посетителей. Малый в грязной серой дерюжной рубахе навыпуск и таких же портках принес им три жбана с каким-то мутным пойлом и дюжину берестяных кружек. За соседними столами шумели несколько ватаг то ли купцов, то ли небедных крестьян, промышлявших извозом. Со двора доносилось конское ржание, веселые или раздраженные голоса, скрип телег, звон упряжи, глухие шлепки кулей с поклажей.

Внезапно на дворе все затихло, словно вымерло. В наступившей тишине раздался приближающийся топот копыт. Зазвенела амуниция на спешивающихся всадниках. Скрипучая дощатая дверь резко распахнулась, и в сарай, уверенно стуча крепкими каблуками, гурьбой ввалились молодцы в черных кафтанах и колпаках, похожих цветом и покроем на монашеские, но сшитых из дорогущего бархата, с серебряными позументами. Именно ввалились гурьбой, а не вошли боевым порядком, — мгновенно оценил Михась. Вошли и встали, по-хозяйски подбоченясь.

«Если бы засада — завалили бы вас, соколиков, и пикнуть не успели», — усмехнулся про себя Михась. Бойцы, когда в дозоре (а эти, по всему видно, — на службе), так не входят. С юных лет наработан инстинкт: вошел — и в сторону, жди нападения, задние страхуют передних, разлетаются по углам, «держат» все помещение. «Фуфло!» — мысленно сплюнул леший. И он, и его товарищи, с виду расслабленные и спокойные, внутри подобны натянутой тетиве. Чуть что — один уйдет мягким перекатом в сторону, обнажая ствол или клинок, другой взовьется над полом в отточенном смертельном прыжке. «Кто же это такие гордые? — подумал Михась и тут же догадался, вспомнил предпоходные наставления и новое, непривычное слово „опричники!“.

Вошедший первым русоволосый красавчик надменно обводил взглядом сарай, опираясь рукой с зажатой в ней шелковой плеточкой на отставленное далеко вбок бедро. «Как распутница из портового кабака в славном городе Портсмуте», — почему-то подумал Михась. Сурово насупив красивые брови, удивительно темные для белокурых волос (крашеные, что ли?), красавчик уставился наконец на леших, скромно потупивших взоры в кружки с подозрительной бурдой, которую они, естественно, пить не собирались.

— Кто такие?! — Голос у красавчика был грозный, привыкший повелевать, и одновременно почему-то слегка капризный.

Разик поднялся. Изображать немцев-иноземцев, не понимающих по-русски и потому как бы немых, не было смысла.

— По приказу боярина Ропши в государеву службу, — десятник отвечал почтительно, но с достоинством.

— А!.. Помню, помню! Этот боярин нам не вредный. — Красавчик и его друганы весело заржали. —А что ж лица-то бритые и одежда басурманская? — после небольшой заминки все-таки спросил он.

— Так ведь мы — природной вотчины боярина Ропши людишки, то бишь северские купцы-поморы, мореходы. Со Свейскими землями торгуем, вот и приходится, — пожав плечами, ответил Разик. И, чтобы не вдаваться в дальнейшие подробности, добавил, как бы жалуясь и одновременно докладывая: — На нас тут по дороге разбойники напали, верст пять отсель.

— А, так это вас… То есть это вы их. — Красавчик насупил темные брови. — Знаю, уже доложили. А как же это вы? Там ведь четыре дюжины положили!

Разик небрежно махнул рукой:

— Так ведь мужики, лапотники. Небось, с голодухи в первый раз за топорики взялись. Коли были б такие молодцы, как вы, — ну, тут какой разговор!

«Молодец Разик, — мысленно одобрил друга Михась. — Оценивает белобрысого!»

Грубая лесть — хорошая проверка собеседника. Умный человек или прервет резко, или взглянет понимающе, усмехнется. Дурак расцветет.

Опричник расцвел.

— Ну, ладно, поморы-молодцы, — милостиво промолвил (не сказал, а именно промолвил) он. — Коли вы в столицу, да еще к боярину Ропше, — опричники опять заржали, — так и быть, проводим вас, чтобы уже настоящие соколики не обидели невзначай!