Георг Борн: Евгения, или Тайны французского двора. Том 2

— Я начинаю думать, Рамиро, — сказал Олимпио, — что для вас эта перемена была благодетельна. Вы начали новую, вами созданную жизнь. Кто принужден переносить на себе чужие грехи, для того настоящее место Новый Свет.

— Только один Хуан, смерть которого я оплакиваю, знал все несчастья, которые я некогда перенес. Только он знал, что были часы, когда я хотел лишить себя жизни; но прочь эти печальные воспоминания! Я их давно уже оставил и заключил мир с Богом и людьми!

— Вы хорошо поступили, Рамиро!

— Дочь князя и ее благородный супруг отдали мне Жозефину, чтобы дополнить мое счастье, когда они увидели, что я, подобно престарелому князю Эбергарду, сам создал свое новое отечество и будущность. Они не обращали внимания на то, кто были мои родители, на ту вину, которая могла меня уничтожить и низвергнуть в бездну несчастий. Только мои собственные деяния служили для них средством узнать меня. И если кто создал себе судьбу и будущее смелой и сильной рукой, то все прошлое будет позабыто!

Долорес соглашалась с восторженными словами Рамиро. Инфант также не мог не сочувствовать ему, а Олимпио гордился словами своего юного друга.

Этот позабытый и покинутый сын тайной любви составил себе счастье своими собственными силами, он стал мужем, который смело перенес житейские бури и теперь мог твердо смотреть в глаза будущности.

— Полгода тому назад состоялся мой брак с Жозефиной, — закончил Рамиро историю своей жизни. — Теперь у меня появилось желание увидеть отца и друзей и сообщить им о моем счастье, а потом проститься с ними, убедившись, что они мирно живут, подобно мне. Дон Олоцага рано или поздно оставит свое дипломатическое поприще и переселится ко мне. Серрано окружен счастьем и любовью… И вы, дон Олимпио, о вашем спокойствии и союзе с любимой женщиной я также сохраню вечное воспоминание. При таких впечатлениях прощание не будет тяжелым.

— Ого! Только не так скоро! О прощании не может быть, без сомнения, и речи, дон Рамиро, — сказал Олимпио, пожимая руку графа. — Вы еще не убедились в нашем благополучии и потому должны сперва пожить здесь с нами.

— Но Жозефина, молодая жена, будет ждать, — произнесла Долорес с участием.

— Вы должны были взять ее с собой! — вскричал Олимпио добродушно.

— Я думаю, что вы полюбили бы ее. Но, может быть, вы когда-нибудь посетите нас, чтобы удостовериться в справедливости моих слов!

Долорес, пожимая плечами и улыбаясь, показала на своего ребенка.

— Всегда крепко привязываешься к земле, — сказала она, сияя счастьем.

— Благо тому, кто может назвать своей такую землю и такое блаженство, — добавил инфант.

На другое утро Олимпио отправился вместе с сыном дона Карлоса на виллу инфанты Барселонской.

Дочь Черной Звезды выбрала себе убежище близ Альгамбры, согласное с состоянием ее души и ее происхождением.

Ее вилла лежала у подножия холма Альгамбры, древнего царственного замка, который как бы защищал это убежище.

Подобно дому Олимпио и его жены, дом инфанты был также окружен цветами и веселыми полями, и тенистая парковая аллея соединяла оба поместья.

Удалившись от света, Инесса вела здесь идиллически мирную жизнь; она наслаждалась цветами, этими земными звездами, ночью любовалась сияющими небесными огоньками. Она часто проводила время с Долорес и принимала участие во всех радостях и горестях, которые встречались Долорес и ее мужу на жизненном пути.

Олимпио, подойдя с инфантом к вилле, просил его подождать в саду, пока он приготовит инфанту к приему принца И сообщит ей о его намерении и вместе с тем узнает ее мнение.

— Инфанта, — объяснил он, — удивительное существо, и я опасаюсь, что для вас и для нее могут выйти печальные последствия, в которых вы будете оба раскаиваться, если неожиданно явитесь к инфанте. Она может усомниться в искренности и глубине вашего чувства, ибо полагает, что она пугает всякого незнакомого знаком, унаследованным ею от отца, хотя пятно это совершенно незаметно благодаря красоте ее лица, прелести черных глаз и чистоты души.

— Я знаю об этом знаке и однако иду с целью предложить инфанте руку, дон Агуадо!

— Именно поэтому пустите меня одного узнать ее мнение и приготовить ко всему!

— Я не знаю, как благодарить вас за вашу любезность!

— Совсем не нужно принц! Я поступаю так не только, в ваших, но и в интересах инфанты, которая не должна провести жизнь в одиночестве. Она достойна светлого и радостного будущего, и для нее было бы грустно влачить свое существование без друга, с которым она могла бы вести тихую, блаженную жизнь и достичь наконец ее цели. Предоставьте мне действовать, принц! Хотя я был всегда дурным посредником в сердечных делах, однако в этом случае надеюсь оказать действительную услугу обеим сторонам. И я буду чрезвычайно рад услышать от вас через несколько лет, что я способствовал вашему счастью в жизни.