Пьер Бенуа: Забытый

— Так вот как! — подумал я. — Ну, погоди, малыш, я тебя развлеку минуты две, я потом преподнесу тебе свой Трафальгар!

Я имел в виду классический удар, которому научил меня мой учитель Бодри. Но тут произошло нечто невероятное. Прежде чем я собрался его нанести, Жерис-хан проделал его. Я едва успел отразить его приемом того же учителя. После этого бесполезно было продолжать. Пройдя одну и ту же школу, мы могли драться всю жизнь, нанося удары и парируя их, парируя и нанося удары, — безо всякого результата.

Мы одновременно шпагами приветствовали друг друга.

В сборнике избранных стихотворений Виктора Гюго, который составил месье Штег, есть очень любопытная страница, озаглавленная: «Свадьба Роланда». Роланд и Оливье дрались два дня. Ночь спустилась в третий раз. Они вдруг замечают, что учились оба в одном и том же месте и что, следовательно, поединок их кончится ничем. Выходят они из этого положения, право, очень мило. Оливье предлагает Роланду руку своей сестры, и тот соглашается.

Я почувствовал, что надо пойти на какой-нибудь компромисс, чтобы положить конец этому нелепому недоразумению.

— Если бы, — сказал я, — право собственности не было отменено в Оссиплури, я знаю, дорогой месье и друг, что бы я имел удовольствие предложить вам.

Я видел, что глаза у него загорелись; он понял. Тем не менее он попытался сохранить благопристойность.

— Я не совсем понимаю, — начал он.

— Полноте, полноте, — остановил я его простодушным тоном, — не будьте ребенком.

— Месье.

— Поспешим. День занимается. Утро не должно застать нас здесь.

С этими словами я развернул газету, в которой была диадема. Камни засияли. У моего противника в глазах вспыхнули жадные огоньки.

— Ах, да эта диадема разбирается, — мило сказал я.

В самом деле, все шесть рядов драгоценных камней отделялись без труда.

— Чрезвычайно удобно, — продолжал я, — раз хочешь предложить верному другу скромный подарок на память.

Жерис-хан продолжал рассматривать камни. Как я гордился в эту минуту тем, что сумел справиться с этим грозным человеком!

— Если бы вы были на моем месте, — сказал я, — который из этих чудесных шести рядов каменьев вам было бы приятно предложить упомянутому мною другу в знак глубокого уважения к его искусству владеть шпагой?

— Ряд бриллиантов, — хрипло отозвался он.

— Я не совсем согласен с вами, — ответил я весьма спокойно. — Бриллианты эти очень красивы. Но, уверяю вас, в Лондоне или Париже они котировались бы вдвое дешевле, чем эти роскошные рубины.

— Вы это знаете наверное?

— Даю вам слово, — отвечал я с большим достоинством, — слово французского офицера.

Он не возражал и поспешил молча запрятать в широкий карман своего мехового пальто ряд рубинов, который я протянул ему.

— Что вы теперь предпримете? — спросил он.

Я улыбнулся.

— Эго уж мое дело. Позвольте проститься с вами. Надеюсь, что у нас обоих сохранится приятное воспоминание об этой встрече. Мы одинаково заинтересованы в том, чтобы о ней никто не узнал. Я дал вам слово. Могу ли я рассчитывать на ваше?

— Можете.

Мы распрощались, будто лучшие друзья.

Было уже светло, когда я подошел к автомобилю. Я был неприятно изумлен, найдя Баязета храпящим, как чехословацкий «волчок». Несчастный воспользовался моим отсутствием и напился. Он не мог управлять автомобилем. Я едва добился от

него указаний — по какой дороге ехать. Я сел к рулю и двинулся четвертой скоростью. Ах, что за ночь! Великий боже, что за ночь! Можно сказать, что со вчерашнего дня, с двенадцати часов, я времени даром не терял.

— Здесь, — произнес Баязет заплетающимся языком.

Я остановил автомобиль и, посмотрев на часы, с радостью убедился, что всего без десяти шесть. Мандан, вы помните, назначила мне свидание на шесть часов.

Место было в самом деле прелестное. Милое швейцарское шале у самых городских ворот… кругом роскошные деревья, в ветвях которых начинали просыпаться птицы… Я слушал, исполненный радости, веселое щебетанье этого крылатого мирка. Только одна подробность омрачала мое настроение: в шале был народ, притом народ шумный. Я отчетливо слышал пение, звон стаканов, бутылок. Я невольно подумал, что Мандан могла бы выбрать место поспокойнее.

Вдруг кровь застыла у меня в жилах. Я услыхал, что меня окликают. Меня звала женщина, и эта женщина не была Мандан.

— Этьен! Вы — здесь! Какой славный сюрприз! Я обернулся в ужасе и увидел — Лили Ториньи. Она стояла в дверях шале. Она направлялась ко мне.