Ваше преданнейший слуга,
Дж. Джервис.
Саутвик наблюдал за ним внимательно и сказал:
— Это может вызвать неприятности, сэр.
— Откуда вы знаете? Вы прочитали это?
— Нет, сэр, не ваше; но капитан Мартин дал мне его письмо, прежде чем он прочитал его экипажу этого корабля. Он был довольно сердит — считает, что это — оскорбление коммодора.
— Ну, он не упоминает имен, таким образом нет никакого фаворитизма.
— Нет, но я слышал слухи с «Виктори», что в официальном письме сэра Джона в Адмиралтейство тоже не упоминаются капитаны или корабли.
Это казалось настолько невероятным, что Рэймидж высказал свое недоверие вслух.
— Это точно, сэр, весь флот уже знает, что сэр Джон написал одно письмо, капитан Колдер прочитал его и, будучи злобным человеком, сказал, что если отметить заслуги коммодора, это поощрит других не повиноваться приказам. Таким образом, сэр Джон написал другое письмо, не упоминая имен вообще.
Колдер! Рэймидж сразу понял, что история, вероятно, верна: было общеизвестно, что Колдер более чем ревновал к коммодору. (И отсюда, внезапно понял он, вероятно проистекает враждебность Колдера к нему: он, вероятно, думает, что Рэймидж один из протеже коммодора.) Удивительно, что сэр Джон не замечает этой злобности.
Раздался стук в двери, и вошел коммодор.
— Сидите и наслаждаетесь наградой, а?
— Поразительно небольшой наградой, сэр, — сказал Рэймидж, подняв письмо.
— Да ладно, слова на бумаге стоят меньше, чем действия, мистер Рэймидж, — сказал Нельсон беспечно. — В сражении «Принц Георг» израсходовал 197 бочек пороха, «Бленхейм» — 180, «Каллоден» — 170 и «Капитан» — 146. «Капитан» выпустил больше ядер, чем он должен был иметь на борту — когда у нас кончились ядра и картечь для 32-фунтовых карронад, мои матросы начали использовать 9-фунтовые пушечные ядра. Но когда будет опубликовано официальное письмо, я сомневаюсь, что эти четыре корабля будут названы даже однажды. Но имеет ли это значение в самом деле? Те, мнения которых в какой-либо мере для нас важны, скоро узнают, а кого волнуют остальные? Помните, если вы не будете раздражаться и ожидать справедливости, то, вероятно, поднимете свой флаг и в конечном счете доживете до глубокой и старости!
— Я надеюсь, что вы гарантируете это в письменном виде, сэр!
— Я только что сказал вам, чтобы не ждали справедливости! Но серьезно, Рэймидж, главное — забыть о разнице между выигрышами и потерями в сражении и думать об его окончательном эффекте.
— Я не вижу разницы, сэр.
— Ну, донесение сэра Джона восхитит прессу; политические деятели радостно объявят в Парламенте, что британский флот из пятнадцати линейных кораблей встретил двадцать семь испанских линейных кораблей, задал им хорошую трепку и захватил четыре корабля, не потеряв ни одного. Они не назовут — даже не поймут — самую ценную и значительную часть победы.
— Но…
— Люди — вот что имеет значение, Рэймидж, не корабли. Самый прекрасный и самый большой боевой корабль в мире бесполезен, если его капитан и команда напуганы врагом. Худший и самый маленький боевой корабль неоценим, если его капитан и команда полагают, что они победят. О, боже, юноша, вы напали на «Сан Николаса» с «Кэтлин», не так ли? Помните об этом, а затем загляните за горизонт: это — первый бой, который испанцы вели против нас во время этой войны. Чисто арифметически у них было почти вдвое больше кораблей и вдвое больше пушек — и это не принимая во внимание то, что большинство их кораблей было больше наших. У них было преимущество наветренной стороны, и они дрались, зная, что с подветренной стороны у них Кадис, где они могут обрести убежище. И все же они проиграли — решительно!
— И, — сказал Рэймидж, — они проиграли, зная, что их адмирал бездарен, что их бортовые залпы значили очень немного, и что британские 74-пушечные взяли на абордаж и захватили один их 84-пушечник и затем сделали то же самое с кораблем, несущим 112 пушек!
— Точно, — сказал Нельсон. — Когда остальные испанские моряки узнают детали сражения, едва ли найдется хоть один человек, будь то помощник кока или адмирал, который не будет верить в глубине души — и это и есть настоящая победа, — что один британский корабль равняется двум испанцам. Первое сражение войны дало им бесспорные доказательства.
— Так что с этого дня, — сказал Рэймидж, — доны, вероятно, будут чувствовать себя побитыми, прежде чем они отправятся в плавание!
— Я надеюсь, что так! — сказал Нельсон трезво. — Я надеюсь, что каждый человек, от короля до морского министра, подумает дважды, прежде чем послать испанский флот в море — и затем прикажет ему оставаться в порту. Это даст нам шанс иметь дело с французами, а испанским судам — шанс гнить.
Читать дальше