Михаил Черненок - Шаманова Гарь

Однажды осенью, в начале хрущевской оттепели, мне по долгу службы в судоходной инспекции пришлось на небольшом катерке обследовать навигационную обстановку в верховье лесосплавной сибирской реки Чулым. Кроме меня и путевого мастера Акима Ивановича в состав нашей «экспедиции» входил моторист катера Петр Лукашкин. Широкоплечий, с добродушным, всегда улыбающимся лицом, молодой парень оказался заядлым охотником. Стоило нам причалить на ночевку к попутному обстановочному посту, моторист тут же брал ружье и уходил «обследовать» прибрежные озера. Возвращался он, как правило, в темноте, и всегда с двумя-тремя утками.

Несколько раз пробовал охотничью удачу и я. Однако мне не фартило. В один из вечеров, когда мы втроем в тесной каютке катера пили чай, Лукашкин взглянул на прислоненное к стене каюты ружье и, как бы утешая меня, сказал:

– Завтра мы с вами в Шаманову Гарь сходим. Там наверняка повезет!

Аким Иванович, будто поперхнувшись, кашлянул. Поставив на стол кружку, недовольно поднял лохматые брови:

– Ты хоть раз, Петро, был в Шамановой Гари?

– Ни разу не был! Но вы ведь сами, помню, говорили, что глухарей там – тьма! – Лукашкин повернулся ко мне. – Если на озерную дичь не везет, боровую попромышляем.

– Смотри-ка, какой промысловик нашелся, – осуждающе буркнул Аким Иванович.

Недовольство старого мастера было понятно. Шаманова Гарь слыла в районе, который мы обследовали, самым мрачным углом. О ней среди местного населения ходило множество противоречивых легенд, общим в которых было только то, что название Гари связано с таежным пожаром. Тяжелые мысли навевал сам ее вид. На протяжении нескольких километров вдоль берега торчали обуглившиеся стволы когда-то могучих деревьев. Между ними тянулась к небу молодая поросль, но черные великаны, как надзиратели, возвышались над зеленью. В прибрежной части Гари не водилось никакой живности. Только где-то в глубине ее, видимо, было нечто такое, что привлекало боровую дичь. По осени туда каждое утро тянулось множество матерых глухарей.

К Шамановой Гари наш катерок подошел на рассвете. Заслышав стук мотора, с песчаного берега то и дело взлетали один за другим глухари и, тяжело пролетев над рекой, скрывались за черными стволами. Черно-сизых крупных птиц было так много, что, несмотря на ворчливое недовольство Акима Ивановича, я все-таки поддался охотничьему азарту и сам сагитировал Лукашкина пойти в Гарь.

– Если заблудитесь, стреляйте вверх, – видя, что нас не отговорить, посоветовал Аким Иванович. – Я сиреной с катера буду сигналить. На мой сигнал и держитесь в случае чего…

Мы заверили мастера, что все будет нормально, и, спрыгнув с узенькой палубы на берег, стали пробираться к тому месту, где, по нашим предположениям, должны были отсиживаться глухари. Под ногами путалась устеленная пожухлыми листьями трава, крупные обгоревшие сучья торчали почти на каждом шагу. Время и ветер, дожди да снег стерли с обуглившихся стволов сажу, и теперь они походили на отшлифованные столбы из черного камня.

Лукашкин отдал мне свою двухстволку и шел стороной, в нескольких метрах. До меня доносился хруст сушняка под его ногами. Чтобы ненароком не разойтись в разные стороны, мы изредка перекликались.

– Глухарь! – внезапно закричал Лукашкин. – Не зевайте!..

Машинально вскинув ружье к плечу, я тотчас увидел тяжело взлетающую птицу. Гулко ударил выстрел и раскатистым эхом затих в глубине Гари. Глухарь, осев на одно крыло, вильнул за молодую сосенку и скрылся из виду.

Позабыв обо всем, в порыве охотничьего азарта я бросился вперед сломя голову. В стороне, будто напуганный сохатый, ломился через заросли хвойного молодняка Лукашкин. Высохшие сучья царапали руки. Влажная от утренней сырости паутина неприятно липла к лицу, больно стегали колючие ветки. Я твердо верил, что вот-вот наткнусь на подстреленного глухаря, и отчаянно лез все дальше и дальше в заросли. Неожиданно под ноги мне попало что-то твердое, похожее на камень. Нагнувшись, я раздвинул рукой траву и сразу отпрянул назад – у самых ног, уставившись в небо пустыми глазницами, лежал человеческий череп.

– Петро-о-о!.. – позвал я Лукашкина.

– О-о-о-о… – эхом откликнулась Гарь.

– Сюда-а! – снова крикнул я.

– А-а-а… – глухо ответила Гарь, и от этого по спине поползли противные мурашки.

Кусты рядом со мной затрещали, из них выглянул вспотевший Лукашкин.