Понсон дю Террайль - Драма в Индии

— Ты не думай, — проговорила садовница, — что он всегда находится в таком состоянии. Он иногда приходит в себя. Смотри, — и она насыпала белого порошка в трубку, которую курил де Моревер.

Через несколько минут де Моревер перестал говорить бессвязные слова, взгляд его остановился на Румии, он далеко отбросил от себя трубку, вскочил на ноги и вскричал:

— Где я?

— Здравствуй, маркиз, — проговорила насмешливо садовница, — знаешь ли, кто ты такой?

— Да, — отвечал маркиз, — я знаю, что я твоя жертва, демон.

— Слушай, маркиз, ты хотел скрыть от меня, где находится твой сын, но я узнала.

— Ты лжешь.

— Я докажу тебе это.

С этими словами она хлопнула в ладоши, и одна стена комнаты вдруг исчезла и в то же время раздались душераздирающие крики ребенка.

Мармузэ с ужасом увидел следующее зрелище: посреди комнаты, обтянутой красным сукном, двое мужчин бичевали полунагого ребенка, привязанного к столбу.

Мармузэ не мог сдержаться и бросился на палачей.

Люди, бичевавшие ребенка, остановились и по знаку своей госпожи бросились на Мармузэ.

Завязалась страшная борьба, десять раз Мармузэ повалили на пол, и десять раз он вставал, наконец, он в изнеможении упал. Прекрасная садовница приказала его связать.

Потом она приказала отвязать и увести ребенка, тогда Мармузэ увидел, что стена появилась снова на месте, а столб, палачи и ребенок — все исчезло.

Она с силой Геркулеса кинула Мармузэ на стул.

— Теперь поговорим, — сказала она.

Маркиз де Моревер лежал без чувств возле дивана.

— Я знаю, кто ты, тебя зовут Мармузэ. Слушай, через пять дней я уеду из Парижа, а в развалинах этого дома найдут полумертвую от голода сумасшедшую подле трупа. Словам сумасшедших не верят, а мертвые не говорят. Сумасшедшая — твоя соучастница Ванда. Труп будет твой. Я для тебя выдумала великолепную смерть. Я осуждаю тебя на смерть от лишения сна, и ты умрешь ровно через пять дней.

Она снова хлопнула в ладоши, и на этот раз явились оба палача.

— Займите в мое отсутствие этого господина, — проговорила она, обращаясь к палачам. И вышла.

Испанец и его товарищ сели возле него. Мармузэ смотрел удивленно на них, спрашивая себя, как они будут мешать ему заснуть.

Просидели они в таком положении несколько часов. Наконец физическая усталость взяла верх. Глаза Мармузэ закрылись, но в это время испанец ударил железной палкой по медному барабану. Пытка его начиналась.

Через несколько часов, когда Мармузэ мало-помалу стал привыкать к гулу, испанец принес ведро холодной, как лед, воды и начал по временам брызгать ему на лицо.

Прошло двадцать часов. Наконец появилась сама прекрасная садовница и отпустила своих слуг отдохнуть, сама же стала около Мармузэ и начала колоть его булавкой. Через другие двенадцать часов на смену своей госпоже явились ее верные слуги с жаровней и с раскаленным прутом.

Начался третий вид пыток. Он кричал, метался, и кровь струилась из его ноздрей.

Вдруг испанец и его товарищ тревожно переглянулись — они услышали странный шум, и испанец побежал разбудить свою госпожу.

Прибежала прекрасная садовница.

В это время с потолка посыпалась штукатурка, на потолке показалось отверстие, из которого выпрыгнули два человека. Это были Рокамболь и его верный Милон.

Волнение Мармузэ было так велико, что он едва не лишился чувств.

— Я тот, кто должен был приехать из Индии, — сказал Рокамболь прекрасной садовнице.

Прекрасная садовница упала на колени, но не с мольбой о пощаде, а как раба, ожидавшая приказаний.

— Ты давно здесь? — спросил Рокамболь Мармузэ.

— Не знаю наверное, но, кажется, около двух дней.

— А где Ванда?

— Там, в другой комнате, она сошла с ума. Рокамболь строго посмотрел на садовницу.

— Пощадите, я возвращу ей разум.

— Надеюсь, — сказал холодно Рокамболь, — следуй за мной.

Мармузэ так был измучен, что, несмотря на все свое волнение, упал на камни, служившие ему постелью, и заснул крепким сном.

Когда Мармузэ проснулся, Милон подал ему объемистый пакет.

Мармузэ прочитал следующее:

«История жизни английского майора сэра Эдуарда Линтона, писанная майором Аватаром».

При рукописи было следующее письмо:

«Дорогое дитя!

Тебя, вероятно, удивляет, что я не плачу этому чудовищу — садовнице — теми же пытками, которыми она мучила вас, а, напротив, даю ей возможность искупить свои преступления.

С какой целью — это моя тайна, которую ты узнаешь по прочтении этой рукописи.