Михаил Шевердин - Перешагни бездну

И разве не характерно, что эту историю первым рассказал дехкор из этого самого кишлака. Именно он написал заметку в газету «Авози Таджик».

Здесь мы присоединяемся к этому дехкору и скажем вместе с ним следующее:

«Самаркандский окружной прокурор должен протянуть руку справедливости к этим двум несчастным и освободить их из темного зиндана, а тех, кто в этом виновен, привлечь к ответственности».

А сейчас необходимо немедленно, не откладывая ми на одну минуту, если это еще не сделано, отправить кого следует в кишлак Чуян-тепа и освободить живых мертвецов из могилы».

В мечтах купался в золоте,

а в жизни хватал медный грош.

Ибн ал Джауза

Встречи бывают разные, неожиданные, удивительные и, наконец, романтические, в духе сказок Шехерезады. Особенно поражает воображение, когда полная

азиатского своеобразия и даже загадочности встреча случается в двух шагах от обыкновеннейших железнодорожных рельсов, рядом с казенного типа зданием станции и под гулкое сопение маневрового паровоза типа «Овечка» , который никак не мог сойти за всесильного джинна из бутылки и единственно кого устрашал, так это верблюдов, забред­ших на станционные пути.

В крошечном привокзальном поселке не оказалось ошханы — харчевни.- А в чайхане тощий, почерневший от степных ветров, с лоснящимся черной бронзой лицом индусского факира, хромой самоварчи, по-видимому, питался только черствыми ячменными лепешками и жиденьким кокчаем и не изъявил ни малейшего желания похлопотать, чтобы сварить хоть какую-нибудь постную похлебку.

Кому приятно терпеть муки голода? Голод заставил сошедшего почтового поезда пассажира в тропическом пробковом шлеме, галифе и кавалерийских крагах пойти на местный базарчик, при­тулившийся к зданию транспортного пакгауза. Бойкие широкоску­лые степнячки, торговавшие морковью, петрушкой, дынями, захи­хикали при появлении покупателя в невиданном головном уборе. Разинул рот и почтенный старец-аттор—торговец бакалеей, за­быв про свой бесхитростный товар, умещавшийся на тряпице, — круглое мыло, косметические притирания, лекарство для лошадей, пряности вроде перца и «зиры». Два базарчи, мерявшие аршинами полосатый тик и пестренький ситец, перешептывались, многозначительно кивая головами в сторону поразившего их пробковогошлема.

Не обращая ни на кого внимания, пассажир прошагал к мяс­нику. В лавчонке его на перекладине в рое ос и красных шмелей покачивались обрамленные, сметанным жирком бараньи освеже­ванные туши, один аппетитный вид их порождал знойные запахи шашлыка и плова.

Закинув голову в синен замызганной чалме, подставив солнцу лицо, все в белых шрамах, воззрился единственным глазом на освежеванные туши нищий из «Тысячи и одной ночи», сидевший тут же, в пыли. Губы его, обветренные, растрескавшиеся, шевели­лись, а на черно-коричневой, с бугристыми венами шее ходил под бородой вверх-вниз огромный кадык. При виде мясного изобилия кривой нищий не мог удержаться и сглатывал слюну. А сам мяс­ник, налитый здоровьем усач в белом, запятнанном коричневой кровью халате, поигрывал чудовищным мясницким ножом и лени­во, с истомой возглашал:

— Мясо! Кому мясо?!

Когда есть мясо, котел найдется. Колебания не заняли у пас­сажира и секунды времени. Но неопытность в вопросах кулина­рии сказалась.

Мгновенно скинувший с себя дремоту мясник взмахнул сверк­нувшим клинком и, уже протягивая сочащийся кровью, покрытый сладчайший салом кусок, нет, не кусок — кусище, объявил:

— Дважды по «бир-ярым чайрак» — два с половиной фунта! Смутно скользнула в мозгу мысль: «Не многовато ли?» Продажа-купля состоялась по всем правилам. Мясник добавил «ярым чайрак» курдючного сала, и хрустящие бумажки исчезли в кармане мясницкого камзола. А обладатель великолепного ба­раньего бока направился в потребкооператив за рисом. Но, увы, риса не оказалось в продаже, и пришлось купить два килограмма мирошниченковских белейших макарон. «Что ж, макароны с жаре­ной бараниной под острым соусом тоже неплохо».

Сложив покупки в свой весьма вместительный «колониальный» шлем, путешественник направился к станции. Его перехватил мрач­ный взгляд нищего.

— Дай грошик! — заныл Синяя Чалма. — Раскрой кошелек, господин язычник, кяфир неверующий. Грошик! Грошик!

— А, факир индийский! Бедняга! — расщедрился путешествен­ник и сунул в подставленную заскорузлую ладонь кредитку. — Грошиков не держим. Вот тебе!