Андрей Семенов - Другая сторона

Разочарование в «самой свободной стране мира» начались чуть ли не с первых шагов. Да, его разместили хорошо, едва ли не с комфортом, но на этом дело, можно сказать, и закончилось. Утром следующего дня к нему в комнату пришел какой-то мистер лет двадцати трех и устроил ему форменный допрос. Впрочем, «допрос» — это громко сказано. Вот если бы дело происходило в Москве, а не в Стокгольме, то Штейн этому мистеру устроил бы допрос. Всего бы наизнанку выпотрошил. А про их беседу можно сказать шепотом: опрос. Юноша задавал Штейну вопросы, то и дело сверяясь с какой-то брошюрой, которую Штейн идентифицировал как пособие для начинающих дебилов. Юноша, преисполненный важности возложенной на него миссии, делал проницательное лицо и, в очередной раз заглянув в брошюру, выпытывал у Штейна, к какой именно конфессии тот принадлежит и не был ли он в Тибете. После того как Штейн ответил, что в Тибете он никогда не бывал и вообще восточнее Казани в жизни своей никуда не выезжал, юноша снова сделал «специальное» лицо и уточнил, в каком году Штейн был в Тибете в последний раз, при каких обстоятельствах и какова была цель командировки? Примерно в таком ключе и проходил его двухчасовой допрос, будто не нашлось других, более умных вопросов к нему — подполковнику Генерального штаба Штейну. Воспользовавшись кратковременным ротозейством допрашивающего, Штейн прочитал название брошюры. Это была методичка для допроса японских военнопленных, предназначенная для использования на тихоокеанском ТВД. И Штейн только вздохнул.

Совсем измучил Олега Николаевича тот малец. Штейн весь избился с ним, пытаясь донести хоть малые крохи живой информации. Да только не в коня корм — дебилоид и на Тибете кретин.

Ежедневно ему приносили пачку свежих газет, даже на тех языках, которых он не понимал — французском, испанском, итальянском и португальском. Это было хорошо. Штейн всегда очень внимательно все прочитывал. Разумеется, только на тех языках, которые понимал. Это позволяло ему не отставать от хода событий. Сейчас он как раз закончил просмотр вчерашних вечерних и сегодняшних утренних газет. В мире происходили удивительные события.

Штейн еще раз посмотрел на портрет фон Гетца, помещенный в немецкой газете в траурной рамке, и отложил прессу.

«Похож», — мысленно сравнил он портрет с живым подполковником.

С портрета смотрел смеющийся летчик в парадной форме без фуражки. Из-под воротника рубашки на трехцветной ленте свисал Рыцарский Железный крест. Фотографировали, очевидно, в день награждения.

«Очень похож, — еще раз оценил Штейн фотографию. — А чего ему, собственно, было не смеяться? Рыцарским крестом наградили, с Восточного фронта отозвали. От смерти в бою или от шального осколка он был избавлен. Что ж ему было не радоваться? Кто же мог предугадать, что подполковнику внезапно и скоропостижно понадобится совершить морской круиз?»

Еще Штейн вспомнил, что ни разу не видел фон Гетца улыбавшимся. Если бы не эта посмертная фотография, то ему трудно было бы представить себе подполковника не официально-сдержанным, а сердечным и открытым человеком.

Но своей укоренившейся привычке, давно уже ставшей потребностью, он принялся анализировать ситуацию. Собственно, анализировать тут было нечего. Информации к размышлению хватало с избытком и выводы напрашивались сами собой. Достаточно было сопоставить даты событий.

1. 26 мая — Подписание Черчиллем и Сталиным Договора о Союзе против Германии.

2. 30 мая — Телеграмма Головина о прекращении миссии в Стокгольме и отзыве Штейна и Саранцева (для вывода из игры?).

3. 31 мая — Арест фон Гетца.

4. 31 мая — (предположительно, с максимальной вероятностью) Похищение Валленштейна в немецком посольстве.

5. 1 июня — Гибель парома «Лапландия» со всеми пассажирами и экипажем в результате авианалета торпедоносцев без опознавательных знаков.

6. 2 июня — Публикация о гибели «Лапландии» в газете «Aftonbladet».

7. 4 июня — Соболезнования германского военного и военно-воздушного командования по поводу гибели подполковника фон Гетца.

Для Штейна было очевидно, что все эти события между собой связаны. Они вытекали одно из другого. Все четверо — сам Штейн, фон Гетц, Коля и Валленштейн — стали не нужны своему командованию, выполняя приказ которого, они и собрались все вместе в Стокгольме для обсуждения вопросов глобальной важности. Именно они вчетвером могли реально повлиять на дальнейший ход всей войны. Они стали не нужны, потому что после подписания Черчиллем и Сталиным договора в их миссии отпал всякий смысл. Они остались при пиковом интересе, никчемными свидетелями закулисной политики своих правительств. Никчемными и бесполезными.