Андрей Семенов - Другая сторона

— Есть!

— Майора Чиркунова ко мне.

Через несколько минут быстрым шагом подошел майор Чиркунов. На нем уже был шлемофон и краги, но не было обычного при вылете парашюта. Видимо, это обстоятельство смущало майора, он хотел объяснений, но не решался задать вопрос генералу.

— Товарищ генерал! Майор Чиркунов по вашему приказанию прибыл.

— Товарищ майор, — Головин встал по стойке «смирно» и придал голосу торжественность. — Приказываю вам совершить перелет по маршруту Москва — Курск — местечко Свобода — штаб Центрального фронта. Этот пакет вы передадите лично в руки генерала армии Рокоссовского. При попытке завладения пакетом кем бы то ни было, независимо от звания, приказываю без предупреждения открывать огонь на поражение из табельного оружия. Вылет через пять минут. Вопросы?

— Товарищ генерал… — Чиркунов принял пакет и хотел что-то уточнить.

— Я вижу, что вы меня поняли правильно. Выполняйте. Уловили?

Головин повернулся к Волокушину, давая Чиркунову понять, что нечего тут мямлить. Лезь в кабину и лети к Рокоссовскому.

— Товарищ подполковник, разрешите вас на минуточку? — подозвал он Волокушина.

Фон Гетц остался один: Чиркунов направился к «Петлякову», а генерал с комендантом ушли в штаб. Сейчас, в теперешнем своем положении фон Гетц не боялся русского плена. Не зная всех ужасов русской неволи, всей омерзительности ГУЛАГа, не сталкиваясь ежедневно и ежечасно с грубостью конвоя, он представлял себе, что где-то, возможно, нижние чины и содержатся в худших условиях, а он…

Он попал в спецлагерь НКВД для высших офицеров германской армии. Там было вежливое обращение, относительная свобода перемещения внутри зоны и полная свобода в выборе занятий. Генералы к работам не привлекались и страдали скорее от избытка досуга, нежели от изнурения. Да и кормили там, в общем-то, сносно. На аэродроме же фон Гетц вообще почти не ощущал на себе какие-либо существенные неудобства, которые испытывает человек, лишенный свободы. Он был тут в своей привычной среде, среди самолетов, пилотов и механиков.

Подопечные летчики уважительно обращались к нему «гражданин подполковник», а вне службы звали Конрадом Карловичем. Комендант тоже не докучал придирками. Его даже кормили вместе со всеми — в летной столовой и по летной норме. Даже выдавали черный горький шоколад как летчику. Он носил свои награды, заработанные в боях во имя Германии, и никого это, казалось, не смущало. За ним если и был надзор, то Конрад не ощущал его на себе.

Бежать он не думал. Периметр, укрепленный колючей проволокой, охранялся с собаками. Да и куда бежать в чужой враждебной стране? Местные жители, повстречавшись с ним, вряд ли стали бы сообщать властям. Скорее всего они просто устроили бы над ним самосуд. Быть подвергнутым линчеванию фон Гетцу не хотелось. После ужина его запирали на ночь в комнатке в караульном помещении, но Конрад так выматывался за день, а кормили так сытно, что он засыпал сразу же.

Фон Гетц внезапно пришел в сильное смятение. Все его подопечные были в небе, а в нескольких десятках метров от него стоял скоростной бомбардировщик с включенными двигателями. Если вот сейчас сделать короткий рывок, вскочить в кабину, двинуть сектор газа до упора вперед, а когда самолет наберет скорость, потянуть рукоятку на себя…

Нет, его не собьют. Зенитчики не будут знать, что в кабине бомбардировщика сидит немецкий пилот, а истребители, которые сейчас кружатся в воздухе, не имеют снарядов. Даже если они получат команду с земли кинуться за ним в погоню, то принудить его к посадке не смогут. Разве что идти на таран, но фон Гетц сумеет отвести машину от удара. Есть опасность быть сбитым в прифронтовой полосе зенитной артиллерией, но если километров за двадцать до линии фронта снизиться до ста — двухсот метров, то зениток можно не опасаться. Они его просто не увидят.

«Решай, Конрад, решай! — стучало сердце. — Около самолета — никого. Там будет только Чиркунов».

Сейчас у него есть все, о чем может мечтать солдат, попавший в плен. Относительная свобода передвижения, хороший паек и почтительное обращение. Если что-то сорвется, если произойдет какая-то заминка, если он споткнется о внезапно возникшую досадную и непредвиденную мелочь, то… Его не только изолируют от аэродрома, но и переведут в такой лагерь, где, как сказал генерал, «выживание не является обязательным».

«Не забывай, Конрад, что ты тут — пленный, — носилось в мозгу фон Гетца. — Твое место не здесь, а на фронте. Довольно учить большевиков. Пора их сбивать. Решайся!»