Леонид Юзефович: Блюдо шахиншаха

Вначале она безучастно стояла в стороне, а на вопросы отвечала через один — гордо и невразумительно. Потом попробовала вмешаться. Отговаривала брать одно, советовала взять другое, но в итоге добилась лишь того, что подпоручик начал посматривать на нее с подозрением.

Наконец ящики и мешки вынесли, уложили на подводу. Прощаясь, подпоручик щелкнул каблуками, вдавил подбородок в ямку между ключицами.

— А как же я? — чуть не плача, спросила Лера. — Я не могу бросить все это на произвол судьбы!

— Во избежание паники, — объяснил подпоручик, — подлежащие эвакуации ценности заранее свозят на станцию. Но отправят их лишь в случае реальной опасности. Послезавтра справьтесь о них в управе. Там же получите сопроводительные бумаги.

Он вышел.

В тишине июньского вечера подвода прогрохотала вверх по Соликамской, свернула на Покровку.

Член городской управы доктор Федоров явился в музей через день после того, как вывезли экспонаты художественной коллекции.

Лера столкнулась с ним на крыльце.

— Добрый день, Алексей Васильевич! А я как раз в управу собираюсь.

— Да чего туда ходить, — посетовал Федоров. — О положении на фронте мы знаем не больше, чем какой-нибудь взводный.

— Когда думаете ехать? — спросила Лера. Вопрос был самый обычный, вроде приветствия — теперь об этом все говорили.

Федоров опечалился:

— Один бог ведает! Все от дочери зависит. Вы ведь знаете Лизу. Как она решит, так и будет. Матери-то нет… Да у нее тут еще роман с капитаном из городской комендатуры. В общем, полнейшая неизвестность.

— Да-а, — посочувствовала Лера.

В Мариинской гимназии все знали, что Лиза Федорова вьет из отца веревки.

— А я так и остался бы! Честно вам скажу, страшно с места сниматься. Вдруг, думаю, и не тронут меня красные. Велика ли шишка член управы! Я же всегда был противником диктатуры и дал верное тому доказательство…

В январе, когда Колчак приезжал в Пермь, городская дума поднесла адмиралу приветственный адрес. Но при составлении его разгорелись дебаты. Кадеты предлагали титуловать Колчака «верховным правителем», а эсеры, к которым относил себя и Федоров, — всего лишь «верховным главнокомандующим»…

— Ну-с, голубушка, — Федоров шагнул к двери, — я ведь к вам от управы в помощь и в надзор послан. Сейчас плотник подойдет… Давайте укладываться.

— То есть как укладываться? — Лера ошарашенно поглядела на него.

— Ничего не поделаешь! За Урал, за Урал… Вы предписание получили?

— Но самые ценные экспонаты уже вывезены.

— Кто вывез?

— Какой-то подпоручик. Смуглый такой, худощавый.

Федоров замахал руками:

— Бог с вами, Лера, голубушка! Я только что из управы. Вот и каталоги при мне!

— Пожалуйста, можете убедиться! — Лера распахнула дверь.

Федоров вытер платком потные брыластые щеки.

— Ничего не понимаю! Это какое-то недоразумение… Я же только что из управы!

Лера, улыбаясь, смотрела на него. Она тоже ничего не понимала, но ей было весело. После того, как она вчера встретила Костю Трофимова, ей все время было весело.

Однако она ничего, ничегошеньки не понимала.

Июнь выдался холодный, ветер порывами налетал с Камы, и бело-зеленый флаг сибирского правительства картинно полоскался над крыльцом Слудской районной комендатуры.

Возле крыльца сидел на корточках унтер-офицер и лупил куском кирпича по водосточной трубе, пытаясь выправить, ее смятое жерло. Его левую руку перетягивала повыше локтя нарукавная повязка — тоже бело-зеленая.

«Дежурный», — решил Рысин.

Он подошел поближе и громко спросил, где можно найти коменданта, поручика Тышкевича.

Унтер перестал бить по трубе и раздумчиво, с ног до головы оглядел посетителя. Перед ним стоял явный запасник. Слишком большая фуражка нависала над впалыми, изжелта-бледными щеками. Нелепо болталась на журавлиной фигуре кургузая необмятая шинель.

— Слева по коридору последняя дверь, — хотя на плечах посетителя офицерские погоны, унтер не только не козырнул, но даже не счел нужным встать.

Впрочем, Рысин не придал этому ровно никакого значения. Через минуту он предупредительно постучал по двери с табличкой «Военный комендант», вошел в комнату и представился:

— Прапорщик Рысин… Направлен к вам в качестве помощника по уголовным делам.

— Знаю, знаю, — Тышкевич откинулся на спинку стула. — Сколько вам лет?

— Двадцать девять, — сказал Рысин.

— Давно служите?

— Третий день. Мобилизован городской комендатурой.