Богдан Сушинский: Рыцари Дикого поля

— То есть? — непонимающе уставилась княгиня на Османа-пашу. — Что вас тревожит?

— Вы уверены, что человек, которому вы вернули титул барона, действительно в свое время был бароном, а граф — графом?

Стефания задумчиво помолчала. Вопрос показался ей более чем странным, а потому неожиданным.

— Но ведь меня это совершенно не интересует, генерал Осман-паша.

— Не интересует? Почему же вы столь придирчиво допрашивали этого поляка и после всего лишили его права присоединиться к вашему эскорту?

— Видите ли, при моем дворе человек становится не тем, кем он был на самом деле, а тем, кем считает себя. Кем хотел бы стать, но по каким-то причинам вне моего двора не может стать им. У меня тоже не раз закрадывалось подозрение, что барон Вестгайд и не Вестгайд вовсе, и не барон. О чем можно судить по его явно воровским замашкам. Но ведь он-то назвал себя бароном. И сочинил целую легенду о том человеке, в которого хотел бы превратиться.

Осман-паша удивленно рассмеялся и покачал головой.

— Но он-то, по крайней мере, пока не ворует?

— И никогда не снизойдет до этого. Поскольку теперь он — барон фон Вестгайд, представитель старинного рода, сохранившего суровые нравы горных альпийских австрийцев. По крайней мере, троих из этого рода я знаю лично.

— И вы даже не пытались уличить этого лжебарона?

— При моем дворе нравы столь же суровы и столь же выдержаны в определенных традициях, как и при любом другом уважающем себя дворе великой княгини или королевы. Так вот уличать и изобличать в нем не принято. Пусть человек становится тем, кем желает стать.

— Мне начинают нравиться ваш двор и ваши обычаи.

— Так и должно было случиться, господин генерал. Ведь не стала же я уточнять, штурмовали ли вы на самом деле когда-либо Багдад, командовали ли там полком, и были ли в действительности разжалованы из генералов.

— У меня все так и было. Вам мог рассказать об этом капитан корабля.

— Капитан тоже поверил вам на слово — только-то и всего. Что же касается отряда азабов, то он содержит его за свой счет. Он же лично, своей властью капитана судна, назначил вас лейтенантом, командиром азабов, не так ли?

Осман-паша тяжело вздохнул и не стал пререкаться.

— Вы — самая загадочная из правительниц, которые когда-либо существовали под луной.

— Но есть нечто общее, что роднит меня с любым правителем. Я не терплю, когда меня пытаются разгадывать, и признаю только одно рвение подданных — беспрекословное послушание.

— Кстати, как там сражаются нанятые нами воины азиатских степей, господин главнокомандующий? — решила не упускать инициативы королева. — Что-то наш храбрый князь-генерал, сумевший в первые же дни покорить одну из самых «недоступных» французских крепостей — графиню де Ляфер, основательно сник.

— Он сейчас в Польше. Отбыл в свите принца Яна-Казимира.

— Зачем отпустили? Нам что, уже не нужны воины? Он ведь наверняка уехал не один.

— В Варшаве ему тоже придется сражаться. Вместе с принцем Яном-Казимиром. Только уже за польский трон. За наш с вами польский трон, Ваше Величество.

— Который, во что бы то ни стало следует отстоять в сражении с другим принцем, Каролем, или, как он себя предпочитает именовать, Карлом-Фердинандом, — понимающе поддержала принца Анна Австрийская. — Ох, уж эти ни с чем не сравнимые по жестокости сражения за трон! А тот, другой, генерал или полковник?

— Сирко? Сражается. Украинцы продолжают сражаться, хотя, увы, уже несколько месяцев не получают жалованья.

— Но ведь вы же знаете, что казна пуста, — отвела глаза королева. — Она пуста, несмотря на то, что проклятия в адрес первого министра не умолкают и что в некоторых департаментах крестьяне и ремесленники уже берутся за оружие и вилы. Она пуста, принц. И пусть это станет ответом на многие ваши недоуменные вопросы.

— Что же делать с казаками?

— Поблагодарить за службу. Наиболее храбрым из них предложить остаться во Франции. Пусть женятся здесь, оседают и воюют как подданные Людовика XIV. Что вы так удивленно смотрите на меня, принц? Понимаю, такая развязка этого азиатского узла вам просто в голову не приходила.

— Да уж, — вяло усмехнулся де Конде. — Интересно, как это предложение будет воспринято удальцами полковника Сирко?

Королева промолчала. Она ждала, когда, наконец, откроется причина гнева принца.

— Но привела вас ко мне не забота о степных рыцарях, не так ли, мессир?

— Естественно, — спохватился принц. — Я возмущен. Ходят слухи о том, будто кардинал Мазарини ведет тайные переговоры о заключении мира с Испанией и вообще о прекращении войны двух лагерей.