Райнер Шрёдер - Амулет воинов пустыни

Затем выпекался бедуинский хлеб, без которого не обходилась ни одна трапеза. Незадолго до полуденного привала хабир, сидя в седле, замешивал тесто. Затем Хасан лепил из теста большую плоскую лепешку, а Гариб делал из раскаленной золы круг примерно такой же величины. На этот круг укладывали лепешку в палец толщиной и слегка поджаривали с обеих сторон. Затем погонщик выкапывал под кострищем ямку, клал туда хлеб и засыпал его песком, перемешанным с углями. Там лепешка выпекалась до полной готовности и хрустящей корки. Потом ее с помощью ножа очищали от песка и золы. Разделить готовый хлеб на равные части по числу путников должен был хабир.

Селим и его погонщики рассмеялись, увидев, что белые мужчины справляют малую нужду стоя.

— Может быть, у вас какие-то увечья и вы не можете присесть? Ни один здоровый человек так себя не облегчает! — насмешливо крикнул им Хасан. А затем он объяснил, что пустынники делают это, присев или встав на колени, другие способы им противны. И никогда они не делают это на тропе. Чтобы облегчить нужду, надо отойти подальше в пустыню.

После обеда уставшие Беатриса и Элоиза легли спать в шатре. Братья-тамплиеры предпочли, как и караванщики, лечь в узкой тени скалы. В шатре им показалось еще тяжелее, чем снаружи.

После нескольких часов беспокойного сна началось долгое ожидание захода солнца. Около четырех часов пополудни, когда был испечен второй хлеб, время для продолжения путешествия наконец настало. Верблюдов снова нагрузили и оседлали, агали были развязаны, и караван двинулся вперед. Однако на этот раз путники не сели верхом. Они пошли рядом с животными, прячась от солнца в тени, которую те отбрасывали. Селим Мабрук шел во главе каравана. В левой руке он держал копье, а в правой — повод, на котором вел своего черного верблюда.

Незадолго до наступления темноты караван подошел к песчаным дюнам, похожим на стадо китов, выброшенных на берег и присыпанных песком. Когда усиливался северный ветер, над гребнями дюн зависала пелена поднятого в воздух песка — со стороны казалось, что ветер разгоняет над дюнами дым.

Герольт и его друзья очень удивились, когда хабир не стал пересекать дюны по прямой, но начал обходить их, причем под острым углом. Делал он это вопреки желанию верблюдов, явно предпочитавших самый короткий, хоть и самый крутой путь. Животных все время приходилось принуждать идти по дороге, указанной хабиром.

Это была изнурительная работа. Порой путники шли почти по колено в песке, и двигаться вперед становилось все тяжелее.

— Не могу представить, как можно так идти в течение нескольких недель, — простонал Морис, когда они подошли к очередной дюне.

Джамал обернулся и спросил его:

— Знаешь, зачем Бог создал пустыню?

— Нет, но ты, конечно, меня просветишь, — ответил Морис, тяжело дыша и поглядывая на заходившее солнце. Свет его был подобен расплавленному червонному золоту и превращал дюны в волны горевшего моря.

— Бог создал пустыню, чтобы напомнить человеку о его немощи, — сказал бедуин. — Тот, кто однажды оказался в пустыне, не останется таким, каким был прежде. Пустыня убивает, сводит с ума или делает людей одержимыми.

— Последнюю возможность я для себя совершенно исключаю, — прокряхтел Мак-Айвор, стирая пот и пыль краем платка, покрывавшего его голову.

С наступлением темноты в пустыне вновь воцарился холод. К десяти часам закончилась вторая часть дневного перехода.

Никто, включая бедуинов, не испытывал голода. Все хотели только пить и спать.

Герольт последовал примеру бедуинов и лег рядом со своей красно-бурой верблюдицей по кличке Захра, что означало «цветок». Тепло Захры и ее ритмичное жевание успокоили рыцаря. Среди ночи Герольт проснулся: Захра лизнула его в ухо, а затем положила свою голову у его плеча. Казалось, она понимала, что до конца пути будет составлять с Герольтом одно целое и что для ее выживания так будет лучше.

Соседство с верблюдицей благотворно подействовало и на Герольта. Ему стало легче переносить бесконечность песков, молчание пустыни и сознание уязвимости человека.

Герольт разглядывал звездное небо, когда ему снова вспомнился рассказ о чужеземцах, встреченных Абдаллахом в день отправления. Герольт уже не сомневался в том, что это были апостолы Иуды — искарисы. Как и другие рыцари, он надеялся, что скорый отъезд из Аль-Фаюма, а также дуга, которую им предстоит описать по пустыне, собьют их смертельных врагов с толку. С этой надеждой Герольт и уснул.