Антон Кротков - Загадка о русском экспрессе

Когда ефрейтор вслед за поручиком вошел в офицерский блиндаж, он увидел намыленного командира роты штабс-капитана барона фон Клибека, сидящего в большой ванне. Эта походная офицерская купальня, сделанная из отличного чугуна, всегда следовала за ротой в обозе. Обозники называли ванну «гаубицей» за огромный вес и — по старой памяти — за бесполезность в бою — в армии еще не забыли страшный снарядный голод первых лет войны, когда русские пушки не могли отвечать на ураганный огонь неприятеля из-за удручающего снабжения боеприпасами.

Стоящий над бароном денщик с георгиевским крестом на груди по команде штабс-капитана подливал в остывающую воду кипяточку из большого медного чайника и рассказывал о солдатском житие:

— А в четырнадцатом году, конечно, сытнее жилось. По фунту мяса в день отваливали на рот, да по четверти фунта сала, хоть брюхо лопни. Зато в штыковую ходили на бодром «ура». В рукопашной немцам да австриякам с нами было не сладить. Да-а… широко жили. И воевать силенок хватало, и по бабам бегать. И мысли в голове веселее были.

— А теперь, выходит, не так весело стало? — спросил своего денщика намыленный командир роты.

— Да какое уж там веселье, ваше благородие Отто Федорович, — на перловке-то, на пшенке, да на плесневелых сухарях! Хоть бы кашу салом заправить, — вздыхал за товарищей совестливый вестовой. Сам-то он, служа при офицерах, не прозябал на скудных харчах. Однако за своего брата-окопника переживал и надеялся открыть глаза ротному на тяжелое положение вверенных тому солдат.

Штабс-капитан фон Клибек прежде служил в гвардии в Петербурге. В 1913 году перед самой войной барон вышел в отставку в чине поручика и несколько лет прожил в столице беспечным состоятельным бонвиваном.

Нынешнее тяжелое положение на фронте, острейший дефицит офицеров вынудили командование выискивать все возможные резервы, чтобы заполнить тысячи образовавшихся в ротах, батареях и эскадронах офицерских вакансий. Так барон вновь попал на службу, попутно сменив погоны гвардейского поручика на пехотного штабс-капитана. Дело в том, что в обычные армейские части гвардейские офицеры назначались с повышением на один или два чина.

Штабс-капитан сидел в ванной весь в мыле, с блаженно закрытыми глазами. По этой причине он не мог видеть тихо вошедшего в блиндаж своего заместителя. А воспитанный в почитании начальства, бывший унтер-офицер Гурдов молча ожидал возле двери, не решаясь прерывать разговор командира. Наконец денщик аккуратно вылил на плешивую голову штабс-капитана ушат теплой воды, барон открыл глаза и наконец заметил Гурдова.

— Ах, вы уже вернулись, Петр Григорьевич! — немного театрально, с легкой аристократической картавинкой воскликнул фон Клибек. — Ну что, выяснили, из-за чего австрийцы вместо того, чтобы поедать свои венские антрекоты и запивать их пивом, послали нам пятнадцатифунтовую «ноту протеста»? [1] Имеется в виду артиллерийский снаряд весом около 6 килограммов.

Поручик Гурдов подробно отрапортовал штабс-капитану о случившемся.

Поднявшаяся по вине ефрейтора перестрелка была ему прощена командиром роты, едва штабс-капитан понял, что на его участке фронта перехвачен почтарь, несший противнику шпионское донесение.

Пока командир вылезал из ванны, пока позволял денщику заботливо вытереть полотенцем свое белое и рыхлое, как у купчихи, тело, а потом помочь надеть на себя махровый халат, пока неторопливо отвязывал письмо от лапки голубя и читал его при свете керосиновой лампы, Боков деликатно осматривался.

Офицерский блиндаж был глубоким и сухим. Перекрыт в три наката шестивершковыми сосновыми бревнами, положенными вперекрест. Деревья с такими крупными «калиброванными» стволами в окрестных лесах не росли, их специально доставили к линии фронта по железной дороге, а далее наемными крестьянскими подводами. Бревна были стянуты меж собой проволокою. Сверху на них был насыпан слой земли в четыре аршина.

Под такой надежной крышей господа офицеры могли спокойно переждать любой артиллерийский обстрел. Только прямое попадание тяжелого снаряда могло превратить это великолепное убежище в привилегированную братскую могилу.

Впрочем, об опасности за такими толстыми стенами как-то забывалось. Внутри блиндажа было так тепло и уютно, что и война отсюда должна была восприниматься совсем не так, как из грязных, сырых нор, в которых ютились по ночам и в непогоду простые окопники. Даже зажиточный крестьянин позавидовал бы тем удобствам, с которыми господа офицеры обустраивали свой быт на передовой. Стены блиндажа были обшиты жердочками, пол здесь был не земляной, как в солдатских укрытиях, а настлан досками. Имелась печка, которая в холодную погоду обогревала землянку так, что она становилась теплей и уютней любой городской комнаты.