Cecil Forester - Под стягом победным

– Желаю вам всяких благ, полковник, – сказал принц-регент.

При этих словах все взгляды устремились на Хорнблауэра – только по этому он понял, что принц не оговорился.

– Сэр? – переспросил он, поскольку этого, видимо, от него ждали.

– Его Королевское Высочество, – объяснил герцог, – с радостью производит вас в полковники своей морской пехоты.

Полковник морской пехоты получал тысячу двести фунтов в год, не ударяя за это пальцем о палец. В этот почетный ранг возводили отличившихся капитанов, и он сохранялся за ними до назначения адмиралами. Теперь он будет получать тысячу двести фунтов в дополнение к пусть даже половинному жалованью. Наконец-то он обеспечен – впервые в жизни. У него есть титул, лента со звездой. У него есть все, о чем он мечтал.

– Бедняга ошалел, – громко и довольно рассмеялся регент.

– Я ошеломлен, сэр, – сказал Хорнблауэр, силясь вернуться к происходящему. – Не знаю, как и благодарить Ваше Королевское Высочество.

– Отблагодарите меня, сыграв с нами в кости. Своим появлением вы прервали чертовски интересную игру. Позвоните в этот колокольчик, сэр Джон, пусть принесут вина. Сядьте рядом с леди Джен, капитан. Вы ведь сыграете? Да, да, я про вас помню, Хукхем. Вы хотите улизнуть и сообщить Джону Уолтеру, что я исполнил свой долг. Намекните ему заодно, что мне не худо бы повысить содержание – видит Бог, я довольно для этого тружусь. Но я не понимаю, зачем вам забирать капитана. Ну ладно, черт побери. Идите, куда хотите.

– Не думал, что вы играете в кости, – сказал Фрир, когда они вырвались из дворца и вновь ехали в экипаже. – Я бы не сел, особенно с принцулей, особенно тогда тот играет своим набором костей. Ну, каково оно, быть сэром Горацио?

– Очень хорошо, – сказал Хорнблауэр. Он переваривал то, что регент сказал о Джоне Уолтере, редакторе «Таймс». Все понятно. Вероятно, его посвящение рыцари и производство в полковники морской пехоты – важная новость, чье обнародование будет иметь некий политический эффект. Отсюда и спешка. Новость убедит маловеров, что флотские офицеры на службе британского правительство совершают великие деяния. В рыцари его посвятили из такого же политического расчета, из какого Бонапарт чуть было не расстрелял.

– Я взял на себя смелость снять вам комнату в «Золотом Кресте», – сообщил Фрир. – Вас там ждут. Багаж ваш я уже туда отослал. Отвезти вас? Или прежде заглянете к Фладонгу?

Хорнблауэр хотел остаться один, мысль посетить флотскую кофейню – впервые за пять лет – ничуть его не манила, тем более что он вдруг застеснялся ленты и звезды. Даже в гостинице было довольно мерзко: хозяин, лакеи и горничные, вставляя через слово елейно-почтительное «да, сэр Горацио», «нет, сэр Горацио», устроили из проводов его в комнату шествие со свечами, суетились вокруг, выспрашивали, чего бы он желал, когда желал он одного – чтоб его оставили в покое.

Однако покоя он не обрел даже в постели. Решительно выбросив из головы все воспоминания этого бурного дня, он не мог отделаться от мысли, что завтра увидит леди Барбару. Спал он плохо.

– Сэр Горацио Хорнблауэр, – объявил дворецкий, распахивая перед ним дверь.

Он не ждал увидеть леди Барбару в черном и немного оторопел – она всегда представлялась ему в голубом платье, как при последней встрече, в серовато-голубом, под цвет глаз. Конечно же, она в трауре, ведь со смерти Лейтона не минуло и года. Но и черное ей шло, оттеняя сливочную белизну лица. Хорнблауэр со странной тоской вспомнил золотистый загар на этих щеках в невозвратные дни «Лидии».

– Здравствуйте, – сказала она, протягивая ему руки. Они были гладкие, прохладные и нежные – он еще помнил их прикосновение. – Кормилица сейчас принесет Ричарда. Пока же позвольте сердечно поздравить вас с вашим успехом.

– Спасибо, – Я исключительно удачлив, мэм. – сказал Хорнблауэр.

– Удачлив, как правило, тот, – сказала леди Барбара, – кто верно оценивает случай.

Пытаясь переварить услышанное, Хорнблауэр неловко смотрел на нее. Он позабыл, как она божественно-величава, как уверена в себе и неизменно добра, забыл, что рядом с ней чувствуешь себя неотесанным мальчишкой. Что ей его рыцарство – ей, дочери графа, сестре маркиза и виконта, который не сегодня-завтра станет герцогом. Он вдруг понял, что не знает, куда девать руки.

От замешательства его спасло появление кормилицы, дородной, розовощекой, в чепце с лентами и с ребенком на руках. Она сделала книксен.