Джеймс Купер - Том 3. Последний из могикан, или Повесть о 1757 годе

— Кора?

— Ну да, Кора. Мы же говорим о ваших притязаниях на руку мисс Манроу, не так ли, сэр?

— Я... я... Насколько помнится, я не называл ее имени,— запинаясь, выдавил растерявшийся Дункан.

— Так чьей же руки вы просили у меня, майор Хейуорд? — спросил старый солдат, с видом оскорбленного достоинства выпрямляясь во весь рост.

— У вас есть еще одна не менее прелестная дочь.

— Алиса? — воскликнул старик с не меньшим удивлением, чем Дункан повторил перед этим имя ее сестры.

— Да, сэр, таково было мое намерение.

Молодой человек замолчал, ожидая ответа на свои слова, которые произвели такое необыкновенное впечатление и так сильно удивили полковника. Несколько долгих минут Манроу быстрыми большими шагами расхаживал по комнате, суровое лицо его конвульсивно подергивалось, и казалось, он весь был поглощен своими мыслями. Наконец, остановившись прямо против Хейуорда и в упор глядя на него, он сказал дрожащим от сильного волнения голосом:

— Дункан Хейуорд, я любил вас ради того, чья кровь течет в ваших жилах; любил вас за ваши собственные достоинства; любил, наконец, потому что полагал: вы составите счастье моей дочери. Но вся эта любовь превратилась бы в ненависть, окажись правдою то, чего я опасаюсь.

— Не дай бог, чтобы какой-нибудь мой поступок или даже мысль повлекли за собой такую перемену! — воскликнул молодой человек, ни на секунду не потупив глаза под испытующим взором Манроу.

Хотя полковник не допускал, что Дункан может находиться в полном неведении относительно причин, так сильно взволновавших собеседника, гнев старика тем не менее несколько улегся, когда он увидел, как твердо Хейуорд выдержал его взгляд.

— Вы хотите стать моим сыном, Дункан, а между тем не знаете жизни человека, которого намерены назвать отцом,— продолжал ветеран уже более спокойным голосом.— Садитесь, юноша, и я в немногих словах обнажу перед вами свое изболевшееся сердце.

Теперь послание Монкальма было равно забыто как тем, кто его принес, так и тем, кому оно предназначалось. Мужчины пододвинули себе стулья, и, пока старик-ветеран собирался с печальными мыслями, молодой человек с трудом сдерживал нетерпение, скрывая его под маской почтительного внимания. Наконец шотландец заговорил:

— Вы знаете, майор Хейуорд, что я — отпрыск древнего и знатного рода, чьи доходы, увы, не соответствовали его высокому положению. Примерно в вашем возрасте я обменялся обетом верности с Алисой Грейхем, единственной дочерью довольно богатого соседнего помещика. Однако отец ее не одобрял нашего союза, и не только по причине моей бедности. Поэтому я сделал то, что должен был сделать порядочный человек: вернул девушке слово, поступил на службу в королевскую армию и покинул страну. Я перевидал уже много чужих краев и пролил там немало крови, когда наконец по долгу службы попал на Вест-Индские острова. Там судьба свела меня с женщиной, ставшей затем моей женой и матерью Коры. Она была дочерью местного джентльмена и одной леди, имевшей, если хотите, несчастье,— гордо подчеркнул старик,— состоять в родстве, правда, отдаленном, с той несчастной расой, которая так бесстыдно ввержена в рабство ради благополучия праздных богачей! Да, сэр, вина за это ложится и на Шотландию, коль скоро она состоит в противоестественном союзе с чуждым ей народом торгашей. Но если мне случится встретить среди соотечественников человека, который из-за происхождения матери презрительно глянет на мою дочь, он испытает на себе силу отцовского гнева! Впрочем, что я? Вы ведь тоже уроженец Юга, майор Хейуорд, а там этих несчастных почитают низшей расой.

— К великому сожалению, это правда, сэр,— подтвердил Дункан, смутившись и невольно потупив глаза.

— И вы ставите это в упрек моей дочери? Вы боитесь унизить себя, смешав кровь Хейуордов с презренным существом, хотя моя Кора и прекрасна и добродетельна? — яростно настаивал ревнивый отец.

— Сохрани меня бог питать предубеждение, столь недостойное разумного человека! — возразил Дункан, отдавая себе в то же время отчет, что это низкое чувство укоренилось в его душе так глубоко, словно всосано с молоком матери.— Вы несправедливы ко мне, полковник Манроу: нежность, красота, очарование вашей младшей дочери — разве этого не довольно, чтобы объяснить мои побуждения?

— Вы правы, сэр,— согласился старик, теперь уже мягким, даже ласковым тоном.— Эта девушка — вылитый портрет матери в том возрасте, когда бедняжка еще не познала горя. Когда жена моя умерла, я, став благодаря женитьбе на ней состоятельным человеком, вернулся в Шотландию. И поверите ли, Дункан? Этот кроткий ангел Алиса Грейем прожила двадцать долгих лет в безрадостном одиночестве, так и не нарушив слово, данное человеку, способному позабыть ее! Более того, сэр, она простила мне измену и, поскольку все помехи нашему браку были теперь устранены, согласилась выйти за меня.