Джеймс Купер - Том 3. Последний из могикан, или Повесть о 1757 годе

— Наши победители из предосторожности заставили всех нас обуть мокасины,— пояснил Дункан, поднимая ногу и показывая украшенную ярким узором обувь.

— Вот именно! Не худо придумано и очень похоже на индейцев, только мы — люди слишком опытные, нас такой простой уловкой не обманешь.

— Чему же тогда мы обязаны спасением?

— А тому, в чем я как чистокровный белый даже стыжусь признаться,— мудрости молодого могиканина в таких делах, в которых я должен бы разбираться лучше, чем он. Даже теперь, воочию убедившись, насколько он был прав, я с трудом верю своим глазам.

— Поразительно! Но объясните же нам эту загадку.

Ункас имел смелость заявить, что лошади молодых леди,— продолжал Соколиный Глаз, не без любопытства посматривая на кобылок Коры и Алисы,— одновременно ступают обеими ногами одной стороны, чего не делает ни одно из известных мне четвероногих, за исключением медведя. Тем не менее эти лошади ходят так, в чем я убедился собственными глазами и что доказывают их следы на протяжении целых двадцати миль.

— Но такая поступь и есть главное достоинство этой породы. Она выведена на берегах бухты Нэррегенсет, в небольшой провинции Провиденс-Плантейшенс, и славится своей выносливостью и этой своеобразной легкой побежкой — иноходью, хотя последней нередко обучают и других лошадей.

— Возможно, возможно,— отозвался Соколиный Глаз, с особым вниманием выслушав объяснение офицера.— Хотя в жилах моих течет кровь белых, я знаю об оленях и бобрах больше, чем о вьючных животных. У майора Эффингема немало породистых чистокровных коней, но я ни разу не видел, чтобы хоть один из них ходил таким образом.

— Верно — он выбирает лошадей совсем за другие достоинства. И все-таки нэррегенсеты ценятся очень высоко, особенно женщинами.

Могикане, прервав свои занятия у пылающего костра, тоже внимательно слушали и, когда Дункан закончил, многозначительно переглянулись, причем индеец-отец не преминул издать обязательный возглас удивления. Разведчик промолчал, переваривая только что приобретенные сведения и, еще раз бросив на лошадей любопытный взгляд, продолжил рассказ:

— В городах, смею сказать, можно увидеть и более странные вещи. Человек, к сожалению, обезображивает природу, когда ему удается взять над нею верх. Впрочем, какой бы побежкой ни ходили лошади — обыкновенной или иноходью, Ункас все заметил, и след животных привел нас к обломанному кусту. Одна из веток, близ следов нэррегенсетов, была заломана и загнута вверх, как это делают женщины, срывая цветок, но все остальные были покалечены и торчали во все стороны так, словно их изломала сильная мужская рука.

Вот я и решил, что хитрые злодеи заметили загнутую ветку и переломали весь куст, чтобы нам показалось, будто в нем запутался рогами олень.

-— Ваша наблюдательность не обманула вас: что-то в этом роде действительно произошло.

— Ну, заметить это было совсем нетрудно,— возразил охотник, ни в коей мере не сознавая, какую необыкновенную проницательность он выказал.— Это полегче, чем узнать лошадей-бокоходов по следам... Возле куста я и сообразил, что минги направятся к здешнему источнику: эти мошенники отлично знают свойства его воды.

— Разве она так уж знаменита?— полюбопытствовал Хейуорд, с возросшим интересом оглядывая уединенную ложбинку и ключ, бивший из земли.

— Мало кто из краснокожих, побывавших к югу и востоку от Великих озер, не слышал об этом источнике. Не хотите ли отведать?

Хейуорд взял бутыль, но, отпив глоток, с гримасой отвращения отбросил ее в сторону. Охотник рассмеялся своим добродушным беззвучным смехом и, удовлетворенно покачав головой, продолжал:

— Ага! Вам эта вода не по вкусу, потому что вы еще не привыкли к ней. Было время, когда она и мне нравилась не больше, чем вам, но теперь я притерпелся и пью ее с таким же удовольствием, с каким олень лижет соль. Краснокожие, особенно когда болеют, любят эту воду сильнее, чем белые — вино с пряностями... Однако Ункас уже развел костер, пора подумать и о еде: путь нам предстоит неблизкий, и он еще весь впереди.

Прервав разговор столь резкой переменой темы, разведчик тут же занялся остатками- припасов, уцелевших от прожорливых гуронов. Быстро завершив несложные приготовления, Соколиный Глаз и могикане приступили к скромной трапезе со спокойствием и основательностью людей, которые подкрепляются перед большим и трудным делом.

Когда с этой необходимой и, к счастью, приятной обязанностью было покончено, каждый из трех обитателей леса нагнулся и выпил на прощание глоток воды из тихого уединенного источника, не подозревая, что пятьдесят лет спустя к нему и соседним родникам в погонe за здоровьем и развлечениями будут толпами стекаться самые богатые, красивые и талантливые люди целого полушария. Затем Соколиный Глаз объявил, что нора выступать. Сестры сели на лошадей, Дункан и Давид взяли ружья и последовали за девушками, разведчик занял место во главе маленького отряда, а могикане составили арьергард. Путники быстро двинулись по узкой, уходившей на север тропке, предоставив целебным водам беспрепятственно сливаться с соседним ручьем, а телам гуронов истлевать без погребения на вершине ближнего холма: участь их была слишком обычна для лесных воинов, чтобы возбуждать в ком-нибудь интерес или жалость.