Виктор Власов - Последний рассвет

Единственный вассал, за чью судьбу переживал жёсткий и властный военачальник Ёсисада Хадзиме, — генерал Кено Мицухидэ, хатамото Белого Тигра. С божьей помощью или по чистому везению за восемь лет «северной кампании» проявивший себя в сражениях против айнов, не раз спасавший шкуру своего даймё, буси Мицухидэ стал любимцем и лучшим другом сёгуна . Одно лишь присутствие вассала во дворце поднимало Хадзиме настроение. Мицухидэ, со своей стороны, также дорожил дружбой с Ёсисадой, который считал его талисманом, приносящим победу. Нередко в окружении приближённых возникали скандалы: повелитель прислушивался только к советам фаворита, а иногда назначал руководить войском «второго человека в армии» — генерала Хавасана, который смертельно обижался, но, верный долгу самурая, философски сносил унижение, превращаясь в молчаливую тень. Ко многим сановникам Белый Тигр относился строго, порой необоснованно жёстко, но к Мицухидэ — с теплотой и трепетом, добрым чувством едва ли не мальчишеского доверия. Их привязанность друг к другу не ослабевала — чистая, что родниковая вода, восторженная, как душа хмельного.

Как же случилось так, что отважный военачальник позорно бежал от каких-то разбойников? Мицухидэ и сам не мог на это ответить. Конечно, не вид кровавой лужи на полу поверг его в безумный трепет и толкнул к дезертирству. И не Кагасиро он испугался — подумаешь, бандит! Сколько возов он наполнил отрубленными головами таких вот отчаянных молодцов!.. Мицухидэ, наблюдая за Онна , кожей ощутил нечто такое, что было ему непонятно, и не знал, как этому противостоять. Вероятно, имей он достаточно времени для медитации, тайна сия открылась бы даровитому полководцу, выросшему при храме Атидзен на горе Курама.

Комендант павшей Кофу, мучаясь приступом клаустрофобии, чтобы отвлечься и забыть про недуг, бормотал длинную мантру .

Они вошли в большое помещение с множеством расходящихся узких и широких туннелей, сквозь скальные проломы пронизанное золотисто-синими лучами лунного света. На стенах у входа в каждый туннель были выцарапаны символы, их смысл знали лишь монахи. В железном кольце под каждым входом были установлены факелы, но пока ни один не горел. Сендэй недоверчиво оглядел озабоченные лица братьев.

— Может, нас не увидели? — предположил Ёми. — Откуда же мы теперь узнаем, в каком туннеле ловушка, а в каком нет? Брат Арата часто меняет их расположение.

Предосторожности служили страховкой на тот случай, если найдутся те, кому в голову пришло бы гнаться за посвящёнными. В одном из широких ходов блеснуло что-то, напоминавшее жемчужину, потянуло ароматом хризантемы, Мицухидэ обрадованно замахал руками:

— Эй, сюда! Я подумал…

— Тихо! — прервал Сендэй, его птичьи глаза недоверчиво блестели.

— Верно, померещилось?! — отмахнулся Мицухидэ. — Кроме сумасшедших, как вы, некому там находиться!

Увиденное в темноте могло быть отсветом луны и звёзд, или бликом от ледяных сосулек, капавших с потолка, или просто игрой воображения. В подобных местах, пронизанных неверным светом, иллюзорного больше, чем реального.

— Не показалось! — громоподобный голос, не мужской, не женский, раздался из туннеля. Зелёно-голубой, отражённый от мокрых сталактитов, блеск ночного светила заскользил по человеку, вышедшему навстречу. Доспех на нём переливался буйством индиговых огней, на ногах сверкали синие лакированные цумагакэ и высокие гэтта . Из-за левого плеча торчала усыпанная драгоценностями рукоять клинка. На боках, придавленные атласной лентой пояса оби , чернели несколько сюрикэнов . На голове причудливый двойной узел: такая причёска характеризовала воинов старой школы, канувшей в небытие вместе с последним мастером Ита-рю . По обе стороны маски, вылитой точно из вулканического стекла, ниспадали две тонкие косы с пушистыми кисточками на концах, в больших глазах — ничего, кроме ярости и жажды крови.

Монахи изготовились атаковать, Мицухидэ вытащил из ножен катану и вакидзаси , но его руки дрожали — Онна ! Как проникла в туннель? Она ведь осталась в крепости! Их двое?

— Кто показал сюда путь? — гневно бросил Сендэй. — Отвечай, бандитская рожа!

— Не думаю, что бой между нами — хорошая идея, — в маске отражался оранжево-жёлтый огонь догоравшего чарога . — Оставьте труса. Обещаю, будет жить. Слово Оннигороши, — она проделала изящный жест пальцами и медленно повернула левую руку в запястье, указав пятернёй на монаха посередине — настоятеля. К нарукавнику сапфирового воина был пристёгнут заряженный тэппо , мини-пистолет.