Александр Бушков: Провинциал, о котором заговорил Париж

— Не сочтите за похвальбу, но я имею дерзость именно так и считать, — заявил д'Артаньян победительным тоном истого гасконца.

— И вы имеете к тому все основания, ваша милость… светлость, — залепетал хозяин. — Бога ради, не прогневайтесь, но я задам вам одинразъединственный вопрос… — Он поднялся с расшатанного стула и откровенно присмотрелся к д'Артаньяну в профиль. — Не может ли оказаться так, что вы имеете некоторое отношение к покойному королю Генриху Наваррскому? Неофициальное, я бы выразился, отношение, ну вы понимаете, ваша светлость… Всем нам известно, как бы это поделикатнее выразиться, о склонности покойного короля снисходить до очаровательных дам, почасту и пылко, и о последствиях этих увлечений, материальных, я бы выразился, последствиях…

Д'Артаньян уставился на него во все глаза, не сразу сообразив, что имел в виду трактирщик. Потом ему пришло в голову, что любвеобилие покойного государя и в самом деле вошло в поговорку, а незаконных отпрысков Беарнца разгуливало по Франции достаточно для того, чтобы составить из них роту гвардии.

— Почему вы так решили, милейший? — спросил он с равнодушно-загадочным видом, польщенный в душе.

Трактирщик расплылся в улыбке, крайне довольный своей проницательностью и остротой ума.

— Ну как же, ваша светлость, — сказал он уже увереннее. — я — человек в годах, и в свое время через мои руки прошло немало монет с изображением покойного короля. Вот, изволите ли видеть, сходство несомненное…

Он двумя пальцами извлек из тесного кармана серебряную монету в полфранка, вытянул руку, так что монета оказалась на значительном удалении от глаз, и взором знатока окинул сначала профиль покойного Беарнца, потом д'Артаньяна. И заключил с уверенностью, свойственной всем заблуждающимся:

— Тот же нос, та же линия подбородка, силуэт…

Д'Артаньян, напустив на себя вид скромный, но вместе с тем величественный, смолчал, сделав тем не менее значительное лицо. Он не спешил объяснять трактирщику, что есть некие черты, свойственные всем без исключения гасконцам, так же как, к примеру, фламандцам или англичанам — очертания носа и подбородка, скажем… В конце-то концов, сам он ни словечком не подтвердил умозаключения трактирщика, так что совесть его, пожалуй что, чиста. Вот если бы он собственной волей произвел себя в самозваные потомки Беарнца…

— Есть вещи, любезный трактирщик, о которых следует помалкивать, — сказал он значительно. — Негоже мне сомневаться в добродетели моей матушки…

— О, я все понимаю, ваша светлость! — заверил трактирщик живо. — Значит, вы изволите держать путь в Париж…

— Да, вот именно. Но я не хотел бы…

— Вы можете быть уверены в моей деликатности, — заверил хозяин. — я многое повидал в жизни. Ваш скромный вид, ваша, с позволения сказать, лошадь… Что ж, это умно, умно… Никому и в голову не придет, что под личиной такого вот…

— Что вы имеете в виду? — вскинулся д'Артаньян, которому кровь ударила в голову.

— О, не сердитесь, ваша светлость, я лишь хотел сказать, что вы великолепно продумали неприметный облик, когда пустились в путешествие… И все же… Быть может, вам понадобится слуга? Негоже столь благородному дворянину, пусть и путешествующему переодетым, самому заниматься иными недостойными мелочами…

— Слуга? — переспросил д'Артаньян. — А что, вы имеете кого-то на примете?

Предложение хозяина пришлось как нельзя более кстати, ибо прекрасно отвечало его собственным планам. Явиться в Париж в сопровождении слуги означало бы подняться в глазах окружающих, да и в собственных, на некую ступень…

— Имею, ваша светлость, — заторопился хозяин. — У меня тут прижился один расторопный малый, которого я бы вам с превеликой охотой рекомендовал. Право слово, из него выйдет толковый слуга, вот только сейчас у него в жизни определенно наступила полоса неудач…

Он так многозначительно гримасничал, что д'Артаньян, начиная кое-что понимать, осведомился:

— Он вам много уже задолжал?

— Не особенно, но все же… Два экю…

Ощутив некое внутреннее неудобство, но не колеблясь, д'Артаньян решительно вынул из кошелька две монеты и царственным жестом протянул их хозяину:

— Считайте, что он вам более не должен, любезный. Пришлите его ко мне сию минуту.

Его невеликие капиталы таяли, но сейчас были вещи и поважнее тощавшего на глазах кошелька… Хозяин, выскочив за дверь, почти тут же проворно вернулся в сопровождении невысокого малого, одетого горожанином средней руки, с лицом живым и смышленым. На д'Артаньяна он взирал со всем возможным почтением. Тот, надо сказать, представления не имел, как нанимают прислугу. На его памяти в родительском доме такого попросту не случалось, те немногие слуги, что имелись в доме, были взяты на место еще до его рождения и всегда казались д'Артаньяну столь же неотъемлемой принадлежностью захудалого имения, как высохший ров и обветшавшие конюшни. Однако он, не желая ударить в грязь лицом, приосанился, сделал значительное лицо и милостиво спросил: