Юрий Галинский - За землю отчую.

Должно, сын боярский аль купец сурожский, не иначе,— хихикал Митрошка.— Мыслю я...

Да погоди ты! — оборвал его атаман.— Завсегда, как оса, лезет в глаза. Дай человеку слово молвить.

Федор, отплевываясь от попавшей в рот грязной жижи, молчал.

Что молчишь? Язык-то, чай, на месте аль, может, проглотил со страху? — потеряв терпение, повысил голос разбойник.- Сказывай, как сюды попал?

- Порубежник я! — с хрипотцой от волнения, но как мог тверже ответил Федор,— Ехал с дозора и попал с конем в топь...— Не доверяя лесовикам, решил ничего не говорить о встрече с врагами: «Такие, как они, не раз поводырями у ордынцев служили...»

Вона какую птицу поймали...— задумчиво произнес атаман, пристально всматриваясь в его лицо.— Из острожников, значит. А не врешь ли, что с дозору? Может, с вотчины валуевской?

Время только зря потеряли, костяная игла ему!

- Что теперь делать с ним?

Ежли оставить тут, мигом наведет погоню.

Дай-ка ему кистенем, Клепа! — сказал рыжему рябой, но тот только буркнул: «Да ну тя!» — и отвернулся, Тогда Епишка подошел к другому, третьему, волнуясь, стал что-то шептать им.

Нечего с острожником возиться!

Кинуть в болото!

Зарубить! — послышались возбужденные голоса.

Хватит вам! — остановил их атаман. На миг задумался, потом решительно махнул рукой: — С собой возьмем, а там видно будет! Может, дознаемся чего про сию ночь...

Не можно мне с вами — беда идет! — воскликнул Федор, но не успел сказать главного. Громкий протяжный свист пронесся над болотом. Лесовики встрепенулись, настороженно уставились на вожака. Чернобородый кивнул им, и тут же несколько человек набросились на порубежника. Рот ему заткнули тряпьем, руки заломили назад и туго скрутили веревкой.

ГЛАВА 4

К вечеру ватажники добрались до своего логова. Шалаши и землянки были искусно скрыты между деревьями икустами — посторонний глаз не мог их обнаружить. Усталые люди молча разбрелись по жилищам, возле Федора остались лишь рыжий лесовик и атаман.

Куда его? — спросил Клепа.

— В ту землянку ! — показал чернобородый, проходя вперед.— Руки не развязуй, а кляп вынь, все одно никто его тут не услышит.

Возле землянки, возвышавшейся над усеянной золотарником и колокольчиками травой, лесовики остановились.

~ Ну, иди, что ль! — Рыжий резко подтолкнул Федора к узкому входу. Но тот лишь отступил на шаг и, повернув голову, исподлобья уставился на разбойников.

Здоров деточка — с места не сдвинешь,—удивленно буркнул Клепа; был он почти как Федор, росл, костист и широк в плечах.

Чернобородый разозлился — лицо его вспыхнуло, темные глаза загорелись недобрым блеском.

Иди, не то порешу! — процедил угрожающе и схватился за нож.

Федор только зубы сцепил; низко пригнувшись, прошел

в землянку.

В нос ему ударил кислый запах сырости и овчины. Пленник лишь успел заметить, что стены и потолок сильно закопчены — очевидно, в землянке жили и зимой, как дверь захлопнулась, и он очутился в темноте. Некоторое время, стоя у входа, пытался обдумать положение, в которое попал, но боль в ноге — подвернул по дороге — не давала сосредоточиться. Сделал наощупь несколько шагов, наткнулся на что-то, упал да так и остался лежать на полу.

Мысль о том, что не успел и теперь уже, наверное, не сможет предупредить ордынский набег, весь день не давала Федору покоя. Когда лесовики вели его по незнакомым местам, старался запомнить дорогу. «Жив останусь-— сбегу и сам обо всем поведаю, а говорить душегубцам про ордынцев не стану: все одно не отпустят в острог». И он решил молчать...

Ерзая на едва прикрытом гнилой соломой и тряпьем земляном полу, пленник долго старался примоститься поудобней. Мешали связанные за спиной руки, ныла нога. С трудом повернулся на бок, затем на спину.

«Что ж дале будет? Завели душегубцы в свое логово, а зачем?»

Наконец он пристроился, дремота понемногу стала охватывать его.

«Должно, не узнал меня чернобородый, потому и не убили до смерти..,»

Когда Федор проснулся, солнце уже стояло высоко в небе — лучи пробивались через отверстие для дыма в крыше землянки. Несколько мгновений он недоуменно озирался вокруг. Вспомнил все, и улегшаяся было за ночь тревога опять охватила его. Да и чувствовал он себя плохо:

нога распухла и сильно болела, нестерпимо терзал голод — два дня уже ничего не ел.

Дверь землянки неожиданно отворилась, и на пороге появился рыжий лесовик. Федор мрачно уставился на него. Постояв у входа, пока глаза привыкли к темноте, Клепа вошел внутрь. Молча бросил пленнику несколько сухарей и кусок мяса, затем достал из сумки нож и разрезал веревку на его кистях.