Эдвард Бульвер-Литтон - Завоевание Англии

Англичанам показалось, что уничтожить этот отряд будет нетрудно — и они не смогли преодолеть искушение. Измученные и озлобленные тучей стрел, от которых нельзя было найти ни малейшей защиты, англо-датчане бросились вслед за норманнской пехотой и, пылая желанием изрубить стрелков, оставили пролом в укреплении без прикрытия.

— Вперед! — воскликнул герцог, заметив их оплошность, и поскакал к пролому.

— Вперед! — повторил его брат. — Вперед! Мертвые восстали из могил и несут гибель и смерть живым!

Воодушевленные этими призывами бароны и рыцари, кипя отвагой, последовали за Вильгельмом и Одо. Но Гарольд, от внимания которого не ускользнула очередная хитрость врага, уже успел добраться до пролома и собрать горсть удальцов, спешащих восстановить разрушенные укрепления.

— Смыкай щиты! Держись крепче! — закричал король.

Перед ним, верхом на прекрасных боевых конях, очутились Брюс и Гранмениль. Увидев Гарольда, они направили на него свои дротики, но Гакон быстро закрыл его щитом. Схватив секиру обеими руками, король взмахнул ею — и крепкий дротик Гранмениля разлетелся вдребезги. Он взмахнул еще раз — и конь Брюса грохнулся с разбитым черепом на землю, увлекая за собой всадника.

Но удар меча де Лаци перерубил щит Гакона, заставив самого молодого рыцаря упасть на колени.

С сверкающими мечами, разнося повсюду смерть и ужас, норманны пытались войти в пролом.

— Голову! Береги голову! — услышал король отчаянный голос Гакона.

Не поняв предостережения, Гарольд поднял глаза и… Но что же вдруг остановило его? Почему он выпустил из рук грозную секиру?

В тот самый момент, когда он взглянул вверх, стрела со свистом опустилась прямо ему в лицо и вонзилась в глаз Гарольда.

Король зашатался, отскочил назад и упал подле своей хоругви. Дрожа от боли, он схватил древко стрелы и переломил его, но острие осталось в глазу. Гурт в отчаянии склонился над братом.

— Продолжай битву! — произнес Гарольд чуть слышным голосом. — Постарайся скрыть мою смерть от войска!.. За свободу!.. За спасение Англии!.. Горе! Горе нам!..

Собрав последние усилия, король вскочил на ноги и в то же мгновение свалился опять, но на этот раз уже мертвым.

В это время дружный напор норманнской конницы, стремящейся к хоругви, опрокинул целый ряд ее защитников и завалил их трупами тело сраженного короля.

Первым был убит несчастный Гакон. Шлем юного рыцаря был разрублен пополам, по лицу струилась кровь, но и в бледности смерти оно сохраняло выражение того же невозмутимого спокойствия, каким отличалось при жизни. Он упал головою на грудь Гарольда, с любовью прижал свои губы к щеке короля и, глубоко вздохнув, переселился в вечность.

Отчаяние придало Гурту почти нечеловеческую силу. Попирая ногами тела павших родственников и товарищей, молодой вождь гордо стал один против всех рыцарей. Опасность, угрожавшая родной хоругви, собрала вокруг него последние остатки английского воинства, и их мужество еще раз отразило напор норманнов.

Однако укрепление было уже почти целиком в руках врагов; в воздухе повсюду развевались их хоругви. Высоко над всеми сверкала грозная палица герцога и блестел меч Одо. Ни один англичанин не искал себе спасения в бегстве; окружив подножие чудотворной хоругви, они были перебиты все до одного, но дорого продали свою жизнь и свободу. Один за одним пали под родным знаменем и дружинники Гарольда, и дружинники Хильды. Следом погиб Сексвольф. Пал и отважный Годрит, искупив геройской смертью свое юношеское пристрастие к Нормандии. За ним был убит последний из кентских храбрецов, прорвавшийся из потерявшего строй передового полка внутрь укреплений, — прямодушный и неустрашимый Вебба.

Даже в тот век, когда в жилах каждого тевтонца еще текла кровь самого Одина, один человек мог противостоять натиску целого полка. С изумлением, смешанным с ужасом, норманны видели сквозь толпу: здесь, перед самыми головами своих коней, — одного витязя, под секирой которого разлетались дротики и валились шлемы; там, под сенью хоругви, окруженного грудой трупов, — другого, еще более грозного, непобедимого даже среди общего поражения его сподвижников.

Наконец, первый из них был сражен ударом Рожера де Монтгомери. Так пал неизвестный норманнскому певцу, позже воспевшему в своей поэме его подвиги, молодой и прекрасный Леофвайн. И в смерти, как и при жизни, беспечная улыбка озаряла его прекрасное лицо.

Но другой еще продолжал с неистовством берсеркера защищать заколдованную хоругвь, которая развевалась по воздуху, открывая взорам таинственное изображение разящего рыцаря, окруженное драгоценными камнями, украшавшими некогда венец Одина.