Павел Комарницкий: Новый порядок

Снаружи доносились резкие голоса, кто-то отдавал команды. Нармер оглядел обширный зал, где в обычное время жили полсотни солдат гарнизона. На стене медленно расплывалось тёмное пятно, где-то капала вода, просачиваясь через кровлю. Да, эта крепость вполне могла вместить гарнизон в тысячу человек. Даже две или три тысячи. Но, разумеется, никак не сто сорок тысяч. Остальные будут сегодня спать в холщовых палатках, под дождём, завернувшись в отсыревшие одеяла. Ладно, война она никому не мёд.

А впрочем, это уже неважно. Скоро этой заставы тут не будет. Когда его солдаты и ополченцы положат тут полчища болотников, и Буто будет лежать грудой дымящихся головёшек, надобность в этой заставе отпадёт, и гарнизон переместится вглубь завоёванных земель. Уже бывшей Земли Папируса…

Холодная капля упала Нармеру на шею, скользнула по позвоночнику ледяным ознобом. Когда его солдаты и ополченцы полягут среди этих топей, и Нехен будет лежать грудой дымящихся головёшек, надобность в этой заставе отпадёт. И не будет тут никакого гарнизона — просто потому, что некому и нечем будет защищать рубежи уже бывшей Земли Пчелы.

Нармер протянул руки к жаровне, в которой багрово рдели угли. Так или иначе, этой заставы тут не будет. Как именно, решат боги. Человек может только надеяться и делать своё дело, что бы ни случилось. И он, Нармер, не исключение.

Раздались шаги, и в комнату вошёл начальник охраны.

— Прибыл Себхак, Повелитель. Вместе с «зелёными юбками».

— Хорошо. Зови его сюда!

— … Прости меня, Повелитель, но это против всяких обычаев! — губы жреца тряслись от негодования. — Сам Гор разгневается на тебя! И на меня! И на всю Землю Пчелы! Обычай гласит — на рассвете, как взойдёт над миром великий Ра…

— Ты НЕ ПОНЯЛ меня, Упуаут. Ты проведёшь обряд СЕЙЧАС. И поторопись.

— Воля твоя, Повелитель — жрец поджал губы. — Я не могу. Это будет…

— …Это будет хорошо, мой Упуаут — улыбнулся Нармер, даже как-то виновато. — И ты сможешь.

— Нет, Повелитель — упрямо помотал головой жрец. — И не проси. Гнев богов — самое страшное.

Несколько вздохов Нармер молчал, потом вновь улыбнулся. Ещё более виновато.

— Ну хорошо, почтенный Упуаут. Извини, что побеспокоил. Иди с миром, отдыхай.

Жрец величественно вышел, довольный победой в столь важном споре. Действительно, где это видано — проводить службу во славу Гора и самого Ра в самый глухой час ночи, когда властвует над землёй всякая нечисть! Кощунство и святотатство!

Себхак, наблюдавший за спором из своего угла, встал и бесшумно вышел — точно вылетела летучая мышь.

— А может, как-то иначе? — спросил Нефрен, озадаченно потирая ухо.

— Как именно? — глаза Нармера блеснули. — Без обряда и молитвы воины не пойдут в бой, ты же знаешь. А выйти надо затемно. Может, ты знаешь, как всё это совместить?

Все молчали. Пламя светильников озаряло лица боевых соратников, и Нармер с радостью отметил — они не боятся. Они не боятся даже гнева богов, и готовы исполнить любой приказ. Вот она, сила нового порядка!

Себхак вновь возник из темноты, как летучая мышь.

— Случилось страшное, мой Повелитель. Почтенный Упуаут внял твоим доводам, и передумал. Он шёл сюда, чтобы сказать, что согласен исполнить священный обряд немедленно, но споткнулся в темноте и свернул себе шею. Последние слова его были о том, чтобы его помощник Итенну исполнил обряд вместо него.

— Это ужасная потеря для всех нас — склонил голову Нармер. — Кто слышал его слова?

— Его слова слышали подбежавшие на крик воины. Трое совершенно случайных людей, между собой незнакомых. Они повторили слова Упуаута слово в слово. Так что ни о каком сговоре или подлоге речи быть не может.

— Ну что же — Нармер встал. — Разбудите Итенну и огласите ему слова Упуаута. Не думаю, что он откажется исполнить последнюю волю покойного, тем более своего наставника и старшего жреца.

— Мне он тоже показался весьма умным малым — смиренно произнёс Себхак. Иуну хмыкнул, осклабился.

— Нехорошо так, Иуну — сурово произнёс Нармер. — У нас же несчастье случилось, а ты смеёшься.

— Прости, о мой Повелитель — потупился Иуну. — Больше не буду.

— … Вот они, вождь.

Тутепх вглядывался в подёрнутую пеленой мелкого моросящего дождя серую даль, где один за другим зажигались огоньки костров. Ещё, ещё… Как их много… Очень много.

Воины передового дозора тоже вглядывались в сгущающиеся зимние сумерки, сжимая в руках луки с наложенными на тетиву стрелами. На миг Тутепхом овладело дикое желание — ночью напасть на вражеский лагерь, пока усталые солдаты спят как убитые. И сделать их таковыми.