Богдан Сушинский - Жребий викинга

— Я как раз хотел спросить тебя об Астризесс, — с благодарностью взглянул на старого полководца Олаф.

Наблюдая за караваном повозок, король обратил внимание, что белой повозки королевы в нем нет. С вопросом же не спешил только потому, что помнил: тот не викинг, кто, собираясь в море, больше всего начинает беспокоиться о жене. Даже если этой женой является королева.

— Вчера вечером я приказал Эйрику Немому отправить ее из поселка, но не с обозом, а отдельно. И прямо в Ундгану. Там ее ждет судно «Одинокий морж».

— Но почему это судно ждет ее в Ундгане, а не здесь, под защитой остальных судов? — спросил король.

— Это я на тот случай, если бы датчане осмелились помешать нам уйти из нашей земли.

— Но они не собираются препятствовать нам.

— Тогда почему бежим из нашей земли так, словно не датчане, а мы пришли сюда как захватчики? — резко парировал Улафсон. Но, поняв, что не время сейчас разжигать страсти, тут же повинился, как можно спокойнее объяснив: — Даже если бы мы все погибли, конунг [7] Конунг — это военный и (или) племенной вождь, а также вождь, правитель отдельной области в скандинавских странах. Но к ХI столетию, когда происходят описываемые события, отдельные конунги начали резко выделяться и становиться королями, которых, по традиции, тоже называли конунгами. Это сравнимо с тем, как на Руси некоторые князья стали называться великими князьями». Чтобы не возникло путаницы, скандинавских королей я называю в романе королями, в беседе между собой викинги называют их конунгами конунгов, а вождей именуют просто конунгами. Гуннар Воитель, которому приказано охранять королеву, спас бы ее.

— Гуннар — достойнейший из норманнских воинов, — признал король. — Он сделал бы все возможное, чтобы спасти Астризесс.

Он мог бы добавить, что Гуннар не позволил бы дать королеву в обиду еще и потому, что был тайно влюблен в нее, но, как говорилось в одной из древних норманнских саг, «собираясь в поход, не решайся расточать яды ревности, которыми сам же и будешь отравлен».

— Тем более что вместе с ним — сотня лучших наших воинов. Впрочем, в Ундгану «Одинокий морж» подался еще и потому, что перед выходом Гуннара Воителя в море жрец решил послать «гонца к Одину» [8] О́дин — верховный бог древних скандинавов и германцев. Поскольку он также был богом войны и победы, то, отправляясь в поход, викинги приносили ему в жертву одного из своих воинов, то есть слали «гонца к Одину» (в некоторых племенах «посылали гонца» к богу Тору, дабы таким образом обеспечить себе безопасное плавание). Кстати, приносимый в жертву воин не должен был особо огорчаться, поскольку тут же попадал в Валгаллу, то есть в своеобразный рай, на вечный пир богов и храбрых воинов. .

— Я должен был догадаться, что в Ундгану отряд Гуннара был направлен жрецом, — раздосадованно покачал головой Олаф, — поскольку там расположен высший из наших жертвенников.

Напоминать Улафсону о своем запрете на этот безумный языческий обряд жертвоприношения, во время которого жертвой, а значит «гонцом к Одину», становился лучший из воинов, избранный жребием, конунг не стал. Коль уж он не сумел искоренить этот обряд, будучи королем, то стоит ли укорять своих подданных, что теперь, когда в стране правит датский король, они, христиане, по-прежнему позволяют вести себя, как закоренелые язычники?

Правда, вину за живучесть этого языческого обряда можно было возлагать и на священников, особенно на епископа, который как наместник папы римского обязан был просвещать свою паству. Но Олаф все еще оставался достаточно трезвомыслящим правителем, чтобы понимать: так или иначе, а добиться реального запрета на этот обряд они с епископом и не смогли бы. Не провоцировать же из-за этого племенные бунты!

— Воины решились на проведение этого, запрещенного вами, обряда только потому, что жрец настоял на нем, — пощадил ярл своего повелителя.

— Но ведь зря потеряем еще одного достойного воина, которых у нас и так очень мало.

— Лучшего, только лучшего, — и себе сокрушенно покачал головой Улафсон. — Однако теперь уже ничего изменить нельзя.

— Мне давно следовало бы отправить «гонцом к Одину» самого этого жреца, — поиграл желваками король.

— То же самое сказал Гуннар: вам давно следовало бы убрать этого Торлейфа. — Они какое-то время угрюмо помолчали, чтобы как-то уйти от этого неприятного разговора, и король спросил:

— Гуннар знает, куда вести «Одинокого моржа»?