Сергей Бортников - Операция «Юродивый»

– Сколько говоришь у вас немцев?

– Пятнадцать.

– И все блондины?

– Нет – половина.

– А ты не можешь собрать их вместе – и щелкнуть? На память?

– Нет.

– А если я очень попрошу?

– Посмотрим. Все равно раньше первого сентября мы не договоримся.

– Понял…

Конечно, Пашка мог затребовать личные дела немцев в своей конторе, но что-то удержало его от такого опрометчивого шага. Слишком рьяно интересоваться иностранцами – небезопасно. Это «железное» правило он хорошо усвоил на примере своего начальника – Дейча. Хлопнут, как муху, и никакой особый статус не поможет!

Всё лето они провели вместе. Занимались спортом, плавали-купались, рыбачили, собирали грибы, начавшиеся необычно рано, читали книги, анализировали и обсуждали стихи любимых советских поэтов: Есенина, Блока, Маяковского…

Катя считала эти строки чуть ли не наивысшим достижением гения социалистического реализма, а подозрительному Вялову казалось, что Владимир Владимирович злорадствует, насмехается над социалистической действительностью.

Ну что это такое, если не насмешка:

Зачем надо поднимать дом и ещё кичиться этим?

А вот стих, посвященный человеку и пароходу, оба восприняли на «ура».

Но Пашка все равно недоумевал.

Как можно быть таким разным?

Беспощадным трибуном и в то же время чутким, ранимым человеком, верным другом, каждая строчка которого дышит болью утраты?

Однако вслух он, конечно же, своих сомнений не высказал.

Система давно отучила его полностью доверять кому бы то ни было, даже любимой женщине!

В июле влюблённый по уши Пашка сделал невесте очередное предложение. Нарвал целую охапку дивных полевых цветов, плюхнулся на колени посреди безлюдного цветущего луга в пойме красавицы Мологи и торжественно произнес:

– Будьте моей, Екатерина Андреевна!

Она снова не ответила согласием – только развела длительную дискуссию о семье и браке.

С её слов выходило, что ставить штамп в паспорте вовсе не обязательно – главное, любить друг друга. «А рожать детей я пока не собираюсь, время, сам видишь, какое… Терпи… Может, всё еще уладится!»

Однако Вялов подозревал совершенно иную причину отказа. Родители Катюши, старорежимные профессора, переехавшие в Тверь из бушующего Петрограда сразу после пролетарской революции, не хотели видеть своим зятем чекиста, относились к нему если не враждебно, то, по крайней мере, настороженно. Даже после того, как год назад именно он, рискуя своей карьерой и даже жизнью, предупредил потенциальных тестя и тёщу о грозящей им опасности и проинструктировал, как следует себя вести на допросе, пардон, «дружеской беседе», устроенной в стенах управления одним из заместителей Домбровского.

А насчёт времени – всё правильно.

Как прикажете себя вести, если классовые враги не унимаются, хотят вернуть старые порядки?

«Мы просто обязаны ответить террором на террор» – вспомнил он слова государственного обвинителя на одном из громких процессов.

Весной 1938 года Ежова назначили по совместительству еще и наркомом водного транспорта. Сведущие люди понимали: это первый шаг к опале. Второй кремлевские вожди предприняли в середине августа, отрядив в первые заместители Ежова влиятельного Лаврентия Павловича Берию. Он же стал и начальником ГУГБ – Главного управления государственной безопасности, в котором служил Вялов.

На Пашке, продолжавшем выполнять особое задание, это никак не отразилось.

В последний день лета они с Катюшей, оставив «Ванечку» под присмотром весьегонских чекистов, вернулись в Калинин. Суженая осталась у родителей, в элитном доме в центре города, а Вялов был вынужден скучать в своей комнатушке, арендованной для сотрудников НКВД в общежитии вагоностроительного завода. Оставшись без присмотра, в первый же вечер он устроил дружескую попойку с соседями.

Крепкий, закалённый спортом организм, всё лето не принимавший алкоголя, дал сбой, и уже в девять вечера Павел завалился спать.