Пьер Маэль - Юнга на корабле корсара. В стране чудес

Клавалльян предложил увезти их в отечество или, по крайней мере, до острова Бурбона. Такое предложение было принято с восторгом.

Они воспользовались отходом первого судна и взяли на нем пять мест, чтобы отправиться в Европу. Но нужно было пробыть несколько дней в английском городе. Жак Клавалльян был любим даже своими врагами. Всем хотелось видеть храброго лейтенанта – молодого корсара, который внушает ужас по всем морям.

Накануне отъезда, когда пять путешественников собирали свой скудный багаж, капитан судна явился в отель, где жили пассажиры, и спросил Жака де Клавалльяна.

Жак был крайне удивлен таким неожиданным визитом.

– Сударь, – сказал англичанин, – я вам возвращаю деньги, которые вы заплатили за проезд.

– Гм! – воскликнул Жак. – Что это значит?

– Это значит, что приехал из Европы курьер и заявил, что снова началась война между Англией и Францией, а поэтому я не могу выпустить вас из Индии, так как вы – наш пленник.

– Но, – отвечал Клавалльян, – мы были освобождены во время мира, нас не могут задерживать против нашей воли.

Капитан пожал плечами и сказал:

– Это не мое дело, обратитесь за разрешением к губернатору.

Маркиз побежал тотчас к лорду Блэквуду, который в то время командовал в Мадрасе. Его приняли с большой учтивостью.

– Господин маркиз, – сказал галантно губернатор, – слово «пленник» совершенно не имеет никакого значения. Вы свободны во всех ваших действиях на всем протяжении территории Индостана. Но вы не можете требовать от Англии, чтобы она дала в ваше распоряжение свои суда, чтобы вас отправить в такое место, где вашим первым делом будет поднять против нас оружие.

– Милорд, – отвечал Жак, – но ведь вы говорите, что я свободен? Если это так, то я действительно имею право покинуть английскую территорию и вы тогда будете иметь право погнаться за мной и взять меня в плен.

– Вы совершенно правы в вашем суждении. Но из дружбы к вам и чтобы избавить вас от гибели и от неприятности такого приключения, я предпочитаю оставить вас при себе. Бесполезно будет говорить, что мы сделаем все зависящее от нас, чтобы смягчить ваш плен. Я отдал приказ, чтобы вам приготовили помещение во дворце губернатора. Вы будете моим гостем и иметь место за обеденным столом. А леди Блэквуд будет очень рада видеть вас в своем салоне.

Клавалльян иронически поклонился своему собеседнику:

– Милорд, ваше предложение напоминает мне времена Людовика Шестнадцатого и Сюффрена. Мой отец, честный дворянин, также имел честь, несмотря на свое небольшое состояние, приютить у себя в доме шотландского полковника, взятого в плен в сражении при Уэссане. Я вижу теперь, что вы совершенно достойны старинной французской традиции, я вас хвалю за это. Но случалось ли вам когда-нибудь видеть, что можно приучить ласточку к клетке без того, чтобы она не стала ломать жердочки и не старалась бы освободиться из своего плена?

– Фи! – господин маркиз. – Неужели вы называете тюрьмой жилище губернатора Мадраса, а леди Блэквуд тюремщицей? Я ожидал большей любезности от французского рыцаря.

Клавалльян разразился громким смехом:

– Милорд, всегда выигрываешь с умным человеком. А я вполне сознаю, что сказал глупость. Однако успокойтесь, я постараюсь исправиться и заслужить ваше доверие.

Оба они расстались мирно, пожав друг другу руки.

Англичанин смеялся над уступчивостью француза, а француз уже составлял в голове план самого дерзкого бегства.

Маркиз вернулся в гостиницу, где ожидал его Виль в страшной тревоге.

– Дитя мое, – сказал он ему, – произошли крайне неожиданные вещи. Война началась снова, и капитан не соглашается перевезти нас во Францию, а поэтому нам придется пробыть некоторое время здесь.

Ребенок посмотрел на молодого человека взором, полным отчаяния.

В его глазах было видно, что эта новость была крайне ему неприятна, и он, казалось, разочаровывался в маркизе, так как до сих пор считал его самым непобедимым героем Франции, самым неистовым любителем побед, который всегда охотно предпочитает смерть рабству.

Все это Клавалльян ясно видел в светлых глазах Виля.

Он почувствовал унижение и оскорбление от мысли, что его любовь к независимости вовсе не так велика, как это казалось.

Но все же это был человек с сердцем, этот Жак де Клавалльян.

Он сказал себе, что если он действительно имел право, даже обязанность, насильно воспользоваться свободой, чтобы лучше служить своему отечеству, то в то же время он не имел права увлекать в свою полную приключениями жизнь одиннадцатилетнего ребенка, которого он почти увез из семьи и лишил вдову сына, на поддержку которого она рассчитывала.