Эдмонд-Адольф де Буэлье - Тайны Марии-Луизы

Тогда заговорил де Витролль:

– То, что вы говорите о шведском принципе, господа, в отношении его воинской славы, – вполне правильно. Но прочить его на французский престол равносильно признанию в полном непонимании момента. Ведь и Наполеон стал невыносим для народа только потому, что последний устал от войн и требует покоя. Ему абсолютно не нужен государь-воин. Маршал, подобный Бернадотту, поставленный во главе французской нации, будет постоянной угрозой миру. Он не преминет пожелать отделаться от европейской опеки. Мирные принцы из рода Бурбонов гораздо более соответствуют идеалу правителя, необходимого для настоящего, далеко не воинственного настроения страны. Кроме того, хотя шведский принц и дал ценные доказательства своей верности и преданности союзникам, за что последние и вознаградили его шведским троном, но князь Понтекорво, несмотря ни на что, все-таки останется Бернадоттом. Он олицетворяет собой по происхождению ту армейскую демократию, которой так боятся все государи. Ведь он тоже является детищем революции. Он только усилит спутанность нравственных понятий, воцарившуюся в народных умах благодаря устранению от трона законных государей; его воцарение будет новым ударом по догме престолонаследия, соблюдать которую всецело в интересах союзных монархов. Бернадотт не дает нам никаких гарантий, не обеспечивает ни малейшей безопасности. Точно так же, как он изменил Наполеону, он изменит и монархам, даровавшим ему трон. Пусть он лучше останется в Швеции, где он никому не опасен. Я имел счастье докладывать все эти соображения его величеству императору Александру, который вполне согласился с моим взглядом на вещи. Из разговора с его величеством я вывел заключение, что союзные монархи, с которыми нам необходимо считаться, так как без них мы ничего не можем сделать, будут косо глядеть на избрание Бернадотта. Господа, нам не остается ничего другого, как обратиться к Бурбонам.

– Белое знамя слишком непопулярно; ведь это было штандартом Вандеи и знаменем эмиграции! – заметил Фуше, вспоминая о своем былом якобинстве.

Совещание грозило перейти в спор. Талейран поспешил вернуть спорящих к действительности.

– Да оставим, господа, в покое кандидатов и цвета знамени, – сказал он, – в настоящий момент нам необходимо заняться регентшей и ее сыном. Что нам с ними делать?

– Присутствие Марии‑Луизы и ее сына вблизи войск и среди солдат национальной гвардии, из которых многие сильно экзальтированны, представляет собой большую опасность, – заметил архиепископ Прадт.

– Пребывание сына Наполеона в Париже является препятствием к принятию решения совместно с союзниками, – прибавил Дальберг.

– Надо во что бы то ни стало избавиться от наследника империи и его матери! Но мирно, без насилия… – сказал Витролль.

Смущенный ропот присутствующих последовал за этим замечанием.

– Раз мы все согласны в необходимости будущего отъезда императрицы и ее сына, – продолжал Талейран, – отъезда, который даст возможность народу свободно высказать свои истинные чувства и пожелания, а нам предоставит свободу действий и переговоров с союзниками в целях наилучшего обеспечения мира и спокойствия в стране, то мне кажется, что мы должны посоветовать ее величеству удалиться из Парижа. Для передачи ей этого совета у нас, к счастью, имеется преданный помощник, пользующийся громадным влиянием на ее величество.

– А кто это? – осведомился Витролль.

– Граф Нейпперг. Я попросил его содействовать нам, и он обещал мне сделать все, что в его власти, чтобы помочь нам в том предприятии, которому сочувствует, между прочим, также и его августейший повелитель, император австрийский.

– А когда можно будет повидать этого Нейпперга? – осведомился архиепископ Прадт.

– Он может сию же минуту очутиться среди нас, если вы желаете этого.

Заговорщики поспешили заверить Талейрана, что они с радостью увидят в своей среде этого неожиданного соучастника.

Через несколько минут появился Нейпперг.

Его посвятили на скорую руку в курс тех совещаний, которые происходили до него, высказали обоснования необходимости удаления Марии‑Луизы под тем предлогом, будто она с сыном подвергается слишком большой опасности, оставаясь в столице во время ужасов осады и, быть может, даже и гражданской войны. Потому его просили использовать все свое влияние на Марию-Луизу, чтобы убедить ее как можно скорее оставить с сыном Париж.