Стэнли Джон Уаймен - Под кардинальской мантией

Починка моего гардероба отняла у меня довольно много времени, так что было уже наверное десять часов, когда я оставил свою мрачную келью. В коридоре меня ждал Луи, который сказал мне, что мадам и мадемуазель находятся в розовом цветнике и будут рады видеть меня. Я кивнул, и он повел меня по нескольким темным коридорам в гостиную, через открытую дверь которой врывались веселые лучи солнца. Оживленный свежим и приятным утренним воздухом, я бодрой поступью вышел в сад.

Обе дамы расхаживали взад и вперед по широкой дорожке, которая делила садик на две части. Сорные травы в изобилии росли под ногами, розовые кусты, тянувшиеся по обеим сторонам дорожки, своевольно простирали свои ветви по всем направлениям, а темная тисовая изгородь была утыкана новыми побегами, не знавшими стрижки. Но я на все это не обращал внимания. Грация, благородство, величавость обеих женщин, которые медленно шли мне навстречу и которые в одинаковой мере обладали этими качествами, хотя различались между собою по всем другим, лишили меня способности замечать все эти мелочи.

Мадемуазель была на целую голову ниже жены брата и представляла собой маленькую, тоненькую женщину с прекрасным лицом и светлыми волосами, настоящее воплощение женственности. Она держалась с большим достоинством, но рядом с величественной фигурой хозяйки дома казалась почти ребенком.

Интересно то, что, когда они обе подошли ко мне, мадемуазель посмотрела на меня с каким-то горестным вниманием, а мадам с серьезной улыбкой.

Я низко поклонился. Они ответили на мое приветствие.

– Это моя сестра, – сказала мадам де Кошфоре с едва заметным оттенком снисходительности. – Не будете ли вы любезны назвать нам ваше имя, сударь?

– Я – де Барт, нормандский дворянин, – экспромтом ответил я, называя имя своей матери.

Мое настоящее имя могло быть им случайно известно.

Лицо мадам приняло недоумевающее выражение.

– Мне незнакомо это имя, – задумчиво сказала она.

Очевидно, она перебирала в уме все известные ей имена участников заговора.

– Тем хуже для меня, – смиренным тоном ответил я.

– А все-таки я должна сделать вам выговор, – продолжала она, пристально глядя на меня. – Вы сами, к счастью, не очень пострадали при вашем приключении, но другие могли пострадать. И вам бы следовало это всегда иметь в виду, сударь.

– Не думаю, чтобы я причинил моему противнику сильное повреждение, пробормотал я.

– Я не об этом говорю, – холодно возразила она. – Но вам известно, или должно быть известно, что мы в настоящее время находимся в опале, что правительство и без того недоброжелательно смотрит на нас и что каждый пустяк может побудить его послать на нашу деревню войска и отнять у нас то немногое, что нам оставила война. Это вам бы следовало знать и иметь в виду, а между тем… я не хочу назвать вас тщеславным человеком, господин де Барт. Но в данном случае вы себя выказали таким.

– Мадам, я не думал об этом, – пролепетал я.

– Необдуманность причиняет много зла, – ответил она, улыбаясь. – Во всяком случае, я вам высказала свое мнение, и мы надеемся, что во время пребывания у нас вы будете осторожнее. Впрочем, мосье, – продолжала она, грациозно поднимая руку для того, чтобы я дал ей договорить, – мы не знаем, для чего вы явились сюда и каковы ваше планы. Но мы и не желаем знать этого. Этот дом к вашим услугам, пока вам будет угодно оставаться в нем, и, если мы будем в состоянии помочь вам еще чем-нибудь, мы охотно сделаем это.

– Мадам! – воскликнул я и не смог продолжать.

Запущенный розовый садик, тень, которую бросал на нас молчаливый дом, высокая тисовая изгородь, напомнившая мне ту, под которой я играл в детстве, любезность обеих дам, их доверчивость, благородный дух гостеприимства, который руководил ими, их мирная красота в этой мирной рамке – все это произвело на меня слишком сильное впечатление. Я был к этому совершенно не подготовлен и не мог дать никакого отпора. Я отвернулся и сделал вид, что избыток благодарности сковал мой язык.

– У меня нет слов… благодарить вас, – с трудом произнес я. – Я все еще не могу прийти в себя… простите меня.

– Мы оставим вас на время, – сказала мадемуазель де Кошфоре с кротким участием. – Воздух оживит вас. Луи скажет вам, когда подадут обед, господин де Барт. Идем, Элиза!

Я низко поклонился для того, чтобы скрыть свое лицо, а они ответили мне ласковым наклоном головы и в простоте души не подумали пристально посмотреть на меня. Я следил за этими двумя грациозными фигурами в светлых платьях, пока они не исчезли в дверях, и потом углубился в уединенный уголок сада, где кусты росли гуще, а тисовая изгородь бросала самую густую тень, и остановился там, чтобы подумать на свободе.