Джордж Фрейзер - Флэшмен и краснокожие

Спринг, насупленный и суровый, не спускал с меня глаз, и зная, насколько этот кровожадный пират привержен соблюдению внешних приличий, я постарался изобразить траурную мину и пролепетал что-то про неожиданный удар, ужасное несчастье, непоправимую потерю, ну и так далее.

– Да ты, я вижу, – ухмыльнулся он, – просто сражен горем, смею заметить. Узнаю эти признаки: физиономия унылая, словно зима в Тайнсайде, а в глазах блеск долгожданного наследства. И почему ты не сделался плакальщиком, лицемерный выродок? Nulli jactantius moerent, quam qui loetantur [17], или, если переложить Тацита вольно, ты считаешь, что чертовы денежки уже у тебя в руках! Однако ты еще не получил их, парень, и если рассчитываешь снова увидеть Лондонский мост, – тут его рот ощерился в издевательской усмешке, – тебе стоит стать очень осторожным, как Агаг [18], и держаться с подветренной стороны от Джона Черити Спринга.

– Что вы хотите сказать? Я же отдал вам бумаги, и вы обещали доставить меня живым….

– О, так и будет, не сомневайся, – в этих ужасных пустых глазах мелькнула зловещая тень. – Me duce tutus erist [19]. И знаешь почему? Потому что, когда достигнешь Англии и заявишь, наряду с прочим выводком Моррисона, права на его наследство, тебе предстоит узнать, что столь обширной торговой морской империи требуется опытный руководитель, знающий законы и все такое прочее. – Он торжествующе усмехнулся. – Ему придется платить сумасшедшее жалованье, зато ты получишь надежного, академически образованного делового человека, способного не только управлять флотом, но и присматривать за тем, чтобы никто не пронюхал о твоих недавних американских делишках или о том, что твоя подпись в качестве суперкарго значится в судовых документах работоргового судна…

– Кто бы говорил! – не сдержался я. – Меня хватают, силком затаскивают на этот корабль, а вы…

– Чтоб мне сдохнуть, как ты смеешь так со мной разговаривать?! – взревел Спринг, и несколько голов повернулись к нам. Он заметил это и понизил голос до обычного рыка: – Английский закон меня не страшит: я буду уже в Бресте или Кале, переводя денежки во франки и гульдены. Спасибо тем безмозглым пням из Оксфорда, которые из ненависти выставили меня за дверь, лишив достоинства и плодов, добытых учением…

Шрам снова сделался пунцовым, как случалось всегда при упоминании об Оксфорде: его, как вам известно, выперли из Ориэля – за то, что украл вывеску колледжа или придушил декана, не сомневаюсь, – но сам он объяснял все происками коллег-завистников. Капитан скорчился, застонал, но взял себя в руки.

– Англия для меня теперь ничто. Зато все твое будущее связано с ней – и будущее это не наступит, если выплывут наружу кое-какие твои прошлые делишки. Армия? Выгонят. Новообретенное наследство? Отберут. А то еще и повесят, – добавил он, облизнувшись. – Да и твоя супруга наверняка найдет себе партию получше. Уж коли зашла речь, – злорадно продолжает Спринг, – мне даже интересно, как воспримет она весть, что ее муженек – на самом деле распутный потаскун, прыгавший на борту «Бэллиол Колледжа» на все, что шевелится. Короче говоря, держать язык за зубами – обоюдный наш интерес, как думаешь?

Чокнутый ублюдок сардонически улыбнулся мне и осушил стакан.

– По пути домой у нас еще найдется время обсудить дела, да и продолжить твое классическое образование: уверен, перерыв в наших занятиях, учиненный этими ублюдками-янки, был для тебя столь же прискорбен, как и для меня. « Hiatus valde deflendus» [20] – так, кажется, говаривал ты прежде. Теперь вливай в себя остатки пойла и пойдем.

Как я уже сказал, капитан был настоящим сумасшедшим. Если он рассчитывал запугать меня своими смешными угрозами – он, разжалованный преподаватель, ставший пиратом, и которому стоит только рот раскрыть в приличном обществе, чтобы оказаться в Бедламе, – то явно попал пальцем в небо. Но я понимал, что сейчас не время его разочаровывать – полоумный или нет, Спринг оставался единственной моей надеждой убраться из этой треклятой страны. И если придется терпеть его бесконечные пассажи из Горация и Овидия за время путешествия через Атлантику, так тому и быть. Я покорно допил, отодвинул стул, повернулся лицом к залу – и шагнул прямиком в кошмар.

Произошла самая обычная, повседневная вещь, и как это всегда и случается, она совершенно изменила всю мою жизнь. Возможно, ей Кастер обязан своей смертью, не знаю. Едва сделал я первый шаг от стола, располагавшийся у стойки высокий мужчина громко расхохотался и непроизвольно отступил назад, случайно зацепив меня плечом. Миг – и я уже шмыгнул ему за спину, пряча лицо. Но он толкнул меня и намерен был принести извинения.