Аспен Матис - Самый безумный из маршрутов

Следующим летом мы с Дэшем вернемся на Тропу Тихоокеанского хребта и снова пройдем 600 самых диких и поразительных миль Калифорнии. Мы будем заглядывать в города у тропы, есть свежую клубнику и сочные вишни из Леона Велли, принимать душ в мотелях, где на шторах нарисованы цветы, и составлять списки друзей, планируя нашу свадьбу.

Мы вернулись в Каскадные горы, где повстречались, и поженились.

Я не знала тогда, обзаведемся ли мы с Дэшем тремя детьми и останемся навсегда вместе, как мои родители, или неизбежный груз обязательств и обыденность нашей жизни в «реальном мире» погасят пламя этой молодой любви. И жар постепенно остынет. Может быть, я останусь в лесу в темноте. Может быть, еще не сформировавшиеся невидимые бури обрушатся на наш путь. Я знала лишь то, что он – самый лучший, самый нежный мужчина из всех, кого я встречала, и я позволю ему отвезти меня в Нью-Йорк, где продолжу учебу.

А может быть, я снова останусь одна в лесу – я улыбалась при мысли о том, как я найду новые дары и расцвету. В конце длинной тропы и в начале будущей жизни я пообещала, что отныне буду всегда любить себя. Я поставлю себя в такое беспроигрышное положение.

Я сидела одна в своей квартире в Гринвич Виллидж, полная решимости. Дэш вернулся в леса, чтобы снова пройти от Мексики до Канады; я снова стала носить очки с толстыми стеклами, продолжая считать себя не способной дотронуться до своих глаз. Прошло несколько месяцев с тех пор, как Дэш исчез на какой-то новой боковой тропе в его темном лесу, и мне надоело зависеть от очков, надоело ждать, когда он вернется ко мне.

Я помыла руки, вернулась к зеркалу над кроватью и открыла новую коробочку с контактными линзами. Я отчаянно хотела измениться, сделать это, наконец, – дотронуться до глаз и быть увиденной. Мне надоело быть девушкой, которой нужно носить очки. Я понимала, что никто не придет, чтобы спасти или даже остановить меня, у меня совсем не было выбора. Время шло: не сделать это становилось труднее и невыносимее, чем сделать.

Сидя на корточках на кровати после двенадцати лет попыток и неудач, всего за две минуты я впервые вставила контактные линзы. Со второй попытки – в правый глаз, с первой – в левый. Я заморгала, уже в линзах, моя квартира, в которой я теперь жила одна, и моя история приобретали четкие очертания.

Через двенадцать лет попыток я просто решила покончить с неудачами.

Я глядела прямо в зеркало. Я была поражена, увидев это лицо. Такой я видела себя впервые с тех пор, как была ребенком и ходила в третий класс. Я увидела свое лицо без стекол и укрощающей их проволоки. Я с удовольствием смотрела на свою красоту, о которой мне всегда говорил Джейкоб. Я тоже всегда хотела ее увидеть и сейчас ясно видела. Это была моя красота. Глядя в зеркало на свои глаза без очков, я отчетливо поняла, почему так сильно любила Джейкоба: когда я была ребенком, я чувствовала, что он верит в мой талант и видит путь к мечтам – он помог мне увидеть, что я тоже способна осуществить свои мечты. Те карты, что мы создавали, – поистине потрясающая вещь.

Внезапно все стало четко, как в цветном кино: фактически единственной причиной, по которой все это время я ничего не видела, я сама и была.

Теперь я понимала, что на исходе своего детства блуждала меж золотыми осинами. А затем просто решилась и подарила себе свои глаза.

Я вновь доказала, оставшись одна, что все, что мне нужно, – это я сама.

Я удивилась, обнаружив приглашение из колледжа Колорадо, который бросила шесть лет назад, после того как меня изнасиловали в кампусе. Я читала их письмо, и мне стало жарко. Я давно смирилась с тем, что они меня бросили. Я никогда не думала, что получу от них сообщение, по сути, обещавшее, наконец, признать, что заставить меня стыдиться все эти годы было ошибкой с их стороны. Оно звучало как возможность того, что, спустя шесть лет, они в конце концов поверили мне – они знали правду. Колледж Колорадо приглашал меня вернуться, чтобы я публично рассказала об изнасиловании, факт которого они отрицали.

Теперь колледж, заставивший меня замолчать, не только признал факт изнасилования, но и готов был заплатить 1000 долларов, а также оплатить перелет и две ночи в роскошном отеле, чтобы я вернулась и рассказала нынешним студентам о том, что тогда произошло.

В своей маленькой спальне в Гринвич Виллидж я обдумывала их предложение и его причину. Моя выходящая книга в твердой обложке была внесена в каталог, который они, должно быть, посмотрели. Были ли они охотниками за знаменитостями или проявили интерес лишь потому, что нью-йоркское издательство решило меня напечатать? Я очень надеялась, что мой бывший колледж хотел извиниться и признать свою ошибку. Я сидела на хрустящих белых простынях, поджав под себя скрещенные ноги, и красила ногти красным лаком. Я ощутила в себе уверенность. Мою боль могли, наконец, признать. Я ответила, что приеду. Да.