Единственное, что говорит о человеке больше, чем его руки – это глаза, или точнее сказать – веки, придающие глазам их выражение. Говорить о самих глазах ошибочно. Что такое глаза без век? Только орган человеческого тела, зрительное яблоко. Но именно веки придают глазам и всему лицу злое или доброе выражение, весёлое или грустное, дружелюбное или агрессивное. Стоит убрать веки и получится безумный животный оскал человеческого лица: разве не страшно?
Черты лица Димы нельзя было назвать ни притягательными, ни ужасными. Обычное лицо, тысячи которых встречаются на улице и в метро, но его глаза, его веки непроизвольно складывались в непонятное выражение скрытой боли. Как будто он проглотил пучок иголок и боится пошевелиться, чтобы не умереть. Это не укрылась от Ксении, так как она носила такую же боль в себе. Такое скрытое чувство, подобно физическому недугу, оставляет на лице следы болезни и усталости.
– Вы кого-то ждёте? – спросила Ксения.
– Нет, я здесь не поэтому, – Дима снял наушники, из которых перестала доноситься музыка. – Правда, я никуда и не лечу. Дело в том, что в таких местах всё по-другому. Здесь даже музыка иначе слышится.
– В таких местах? Вы имеете в виду аэропорты?
– Не только. Аэропорты, вокзалы, мотели. Это незаметные КПП на дороге, скрытые повороты. Места, где встречаются люди со всего света, которые в другом месте ни за что бы не встретились. Здесь есть своя магия.
– Вы приходите сюда знакомиться, что ли? – Ксения непонимающе изогнула бровь.
– Да нет же! – засмеялся Дима. – Но что вы сами здесь делаете?
– Я… хочу улететь куда-нибудь.
– Куда-нибудь? Вы пришли, не зная, куда лететь?
– Да, получается так. Но тут выбор не большой. Мне подойдут только те страны, в которые не нужна виза.
– Звучит так, как будто вы убегаете от кого-нибудь, – улыбнулся Дима.
– Можно и так сказать, – загадочно протянула Ксения. – А хотите… я вам расскажу?
Дима посмотрел Ксении в глаза и увидел в них влажный больной блеск. Зеркальная пелена отделяла теперь девушку от мира, и мир отражался в лихорадочно переливающихся глазах.
– Расскажите, – попросил он.
– Но, знаете, каждый раз, когда я проматываю свою историю в голове, я слышу одну и ту же мелодию. Если она есть у вас в плеере, то я расскажу всё.
– Какая мелодия?
– «Простая симфония» Бенджамина Бриттена. Это самая мучительная музыка, которую я знаю. Когда слышу её, кажется, что нервы каменеют и вот-вот порвутся. Но только такая мелодия подойдёт к моей истории.
Дима перебирал файлы на плеере, неторопливо меняя дорожку за дорожкой, подписывать которые у него не было привычки. Он развернул один наушник к Ксении так, чтобы ей доставалась ровно половина всей музыки. Мимо шли люди, за стеклянной стеной неистовствовала снежная буря, а они слушали Бетховена, за ним – Вагнера, за ним – Грига, а за ним – Чайковского. Иногда по несколько минут они задерживались на одном произведении и не произносили ни слова.
Наконец, «Простая симфония» была поймана, и Ксения заговорила:
– Я астрофизик. Работала в лаборатории университета со дня своего поступления. Вот уже пять лет, как я выпустилась, но осталась верна своей альма-матер. Знаете, лаборатории – это особые миры, со своими героями и злодеями. Тихие войны, участники которых знают друг о друге только по переписке или по интернету, незаметно протекают за стенами институтов. Со стороны наша работа кажется такой же скучной, как офисная рутина, но на самом деле мы – аристократия от науки. Не в том смысле, что мы избранные, лучше люди, а в том, что живём по законам королевского двора: интриги, подпольные союзы, шепот за спиной. Но и в королевском дворце есть неизвестные уголки… Три года я писала диссертацию о чёрных дырах, а конкретнее – об излучении, исходящих от них. Хотя сейчас популярнее говорить об их гравитационном поле, которое поглощает любое излучение, но, давайте лучше не будем вдаваться в подробности. Я была уверена, что провожу уникальные исследования, собирая редкие данные по всем обсерваториям, к которым у меня был доступ. Я публиковала статьи на английском языке, которые производили (не хочу хвастаться) фурор в узких научных кругах. Словом, мне пророчили звёздное во всех смыслах будущее. Но вот две недели назад, когда я уже собрала весь материал, когда уже фактически дописала диссертацию, когда оставалось её только отредактировать, когда мечтала показать всему миру выведенную формулу, которую должны были назвать моей фамилией… произошла катастрофа. Я до сих пор не понимаю, как такое возможно. Почему так происходит? Как такое вообще может происходить? Разве то, о чём я думаю, может думаться ещё в чьей-то голове? Как он, этот никому не известный старик из английской глубинки, добрался до моей головы раньше, чем там вообще появились эти мысли!? Оказывается, он ещё раньше начал заниматься этим вопросом, чем я. На двадцать долбанных лет раньше! И всё из-за того, что я слишком поздно родилась. Да родись я на какие-то жалкие пять лет раньше, я бы такой труд написала, о каком он и не мечтал… Хотя нет, он сделал лучше. Намного лучше. Проработал каждый аспект, каждый нюанс. Докопался до таких глубин, о которых я и не догадывалась. Я потратила три года работы на этот проект, а в итоге он оказался намного талантливее, чем я. Намного лучше… Три года моей жизни потеряны. Три года можно просто вычеркнуть из истории цивилизации! Но этого никто не заметит, потому что не оставив после себя этих исследований, я всё равно что мёртвая муха. А он – муха, замершая в вечном алтаре. Его запомнят. Чёрт, да его посвящают в рыцари за то, что он открыл закон исходящего излучения чёрных дыр. Какое дело королеве Великобритании до чёрных дыр!?
Читать дальше