Генри Райдер Хаггард - Приключения Айши (сборник)

– Собаки! – обрушился он на своих носильщиков, едва обрел дар речи. – Вы бросили меня, отца вашего, на произвол судьбы. Если бы не этот иноземец, мой сын Бабуин, я бы, конечно, утонул. Ну что ж, я вам это припомню! – Он уставился на них своими поблескивающими водянистыми глазами, и, хотя они стояли с мрачно-равнодушным видом, от меня не укрылось, что им не по себе. – Что до тебя, сын мой, – добавил Биллали, поворачиваясь и пожимая мне руку, – отныне я твой верный друг и в беде, и в радости. Ты спас мне жизнь: возможно, когда-нибудь я тебя отблагодарю.

Мы кое-как отчистились, совместными усилиями вытащили паланкин и продолжали путь – все, кроме одного, утонувшего. То ли его не слишком любили, то ли сказывалось присущее туземцам безразличие и эгоизм, но никто даже не сожалел о его внезапной кончине, кроме, может быть, тех, кому пришлось взять на себя его часть работы.

За час до заката мы, к моей безграничной радости, преодолели наконец пояс болот и выбрались на твердую сушу, которая большими волнами уходила вверх. Перевалив через первый же такой холм, мы остановились на ночлег. Первым делом я осмотрел Лео. Его состояние было, пожалуй, еще хуже, чем утром: появился новый тревожный симптом – рвота, она продолжалась вплоть до утренней зари. Всю ночь, не смыкая глаз, я помогал Устане – она оказалась одной из самых заботливых и неутомимых нянь, каких мне доводилось видеть. Воздух здесь был мягкий и теплый, отнюдь не такой удушливо-жаркий, как над болотами, исчезли и полчища москитов. Мы были уже выше уровня туманов, которые стлались внизу над болотами, как клубы дыма – над городом, лишь кое-где пронизанные светом блуждающих огоньков. Все это внушало надежду, что худшее осталось позади.

С рассветом у Лео начался бред, ему мерещилось, будто его расщепили на две половины. Я был просто убит и с мучительным страхом ожидал окончания приступа. Я уже наслышался о том, как опасны подобные приступы. Биллали сказал, что мы должны продолжать путь: если мы не достигнем какого-нибудь места, где Лео мог бы спокойно вылежаться и где ему был бы обеспечен надлежащий уход, он не протянет и двух дней. Я не мог с ним не согласиться, мы посадили Лео в паланкин и двинулись дальше; Устане шла рядом с Лео, отгоняя мух и следя, чтобы он не выпал из паланкина в бреду.

Через полчаса после восхода солнца мы уже были на перевале, откуда открывалось необыкновенно прекрасное зрелище. Под нами простиралась зеленая равнина, оживляемая пестрыми цветами и листьями деревьев. На заднем плане, милях в восемнадцати от нас, круто вздымалась огромная, очень необычная на вид гора. У самого ее подножия равнина плавно уходила вверх, тут все еще росла трава, но на высоте примерно пятисот футов начиналась отвесная каменная стена двенадцати, а то и пятнадцати тысяч футов высотой. Гора была круглая, несомненно, вулканического происхождения, а так как мы видели только сегмент круга, определить точные ее размеры было затруднительно. Потом уже я подсчитал, что она занимает площадь не менее пятидесяти миль. Никогда в жизни не видел я и, думаю, не увижу ничего более величественного и грандиозного, чем этот огромный замок, возведенный самой природой, одиноко возвышающийся над равниной. Отсутствие рядом других гор придавало ему еще большую величавость, бастионы его утесов, казалось, пронзали небо. На их широких ровных зубцах пушистыми массами лежали облачка.

Приподнявшись в своем паланкине, я любовался поразительной незабываемой картиной. Биллали, видимо, заметил это, потому что его паланкин приблизился ко мне.

– Вот обиталище Той-чье-слово-закон , – сказал старик. – Был ли когда-нибудь подобный престол у другой повелительницы?!

– Обиталище у нее, конечно, удивительное, – отозвался я, – но как мы туда попадем? Не представляю себе, как можно взобраться на такую крутую гору?

– Сейчас увидишь, мой Бабуин. Но посмотри на равнину под нами. И скажи, что ты об этом думаешь. Ты ведь человек мудрый. Отвечай же!

Переведя взгляд на равнину, я увидел прямую черную полоску, убегающую к основанию горы. С первого взгляда я решил, что это устланная торфом дорога. Но если это дорога, то почему ее окаймляют кое-где развалившиеся, но еще остающиеся в достаточной сохранности насыпи? Странно!

– Наверное, это дорога, отец, – сказал я. – Но можно предположить, что это ложе реки или же… – добавил я, озадаченный необычной прямизной русла, – …или же канала.