Жюль Верн - Путешествия и приключения капитана Гаттераса

Доктор вспомнил остроумную теорию Томаса Юнга. Этот физик предполагал, что в атмосфере существует облачный покров, состоящий из мельчайших ледяных призм, солнечные лучи, падая на эти призмы, преломляются в них, отклоняясь на шестьдесят – девяносто градусов. Следовательно, солнечные кольца не могут образоваться при ясном небе. Объяснение это доктор находил весьма остроумным.

Моряки, знакомые с полярными странами, считают этот феномен предвестником обильного снегопада. Если бы эта примета сбылась, «Вперед» очутился бы в крайне трудном положении. Поэтому Гаттерас решил идти вперед. Весь день и всю следующую ночь он ни минуты не отдыхал, беспрестанно наблюдая горизонт, поднимаясь на ванты и пользуясь любым случаем, чтобы приблизиться к выходу из пролива.

Но утром он должен был остановиться перед непреодолимой стеной льдов. Доктор поднялся к капитану на ют. Гаттерас отвел его на корму, где они могли беседовать, не опасаясь быть услышанными.

– Мы попали в ловушку, – сказал Гаттерас. – Дальше идти невозможно.

– Невозможно? – переспросил доктор.

– Да, невозможно! Даже если мы пустим в ход весь запас пороха, находящегося на бриге, мы не продвинемся вперед и на четверть мили.

– Что же нам делать?

– Не знаю. Пусть будет проклят этот пагубный год, начавшийся при таких неблагоприятных обстоятельствах!

– Ну, что ж, капитан, если уж необходимо зазимовать, так зазимуем… Здесь или в другом месте – не все ли равно?

– Разумеется, – ответил Гаттерас, понижая голос. – Но я не хотел бы начинать зимовку с июня месяца. Зимовка сопряжена с физическими и моральными трудностями. Экипаж падает духом от долгого бездействия и тяжелых лишений. Поэтому я рассчитывал остановиться где-нибудь поближе к полюсу.

– Да, но волею судьбы море Баффина закрыто…

– Но почему же оно было открыто для другого, – гневно воскликнул Гаттерас, – для этого американца, для этого…

– Слушайте, Гаттерас, – перебил капитана доктор, – сегодня только пятое июня. Не будем отчаиваться. Проход может неожиданно открыться. Вам же известно, что льды легко разламываются на куски даже в тихую погоду, будто входящие в их состав разнородные массы обладают какой-то особенной взрывчатой силой. Поэтому мы всегда можем надеяться найти свободное от льдов море.

– Пусть только оно освободится, и мы его пройдем! Весьма вероятно, что за проливом Белло нам представится возможность подняться к северу проливом Пила или проходом Мак-Клинтока, и тогда…

– Капитан, – сказал подошедший в эту минуту Джемс Уолл, – мы рискуем лишиться руля от столкновений со льдинами.

– Что ж, рискнем рулем, – ответил Гаттерас, – но снять его я не разрешу! Каждую минуту, ночью и даем, мы должны быть в полной готовности. Постарайтесь, Уолл, сохранить руль – пускай отталкивают льдины. Но руль должен остаться на своем месте. Слышите?

– Однако… – начал было Уолл.

– Я не нуждаюсь в ваших замечаниях, – строго сказал Гаттерас. – Можете идти!

Уолл вернулся на свой пост.

– Ох! – в сердцах воскликнул Гаттерас. – Я отдал бы пять лет жизни, лишь бы продвинуться подальше к северу! Более опасного прохода я не знаю. В довершение всех бед сейчас мы настолько близко от магнитного полюса, что компас бездействует, стрелка или совсем не движется, или мечется как безумная, то и дело меняя направление!

– Вы правы, капитан, плавание опасное, – сказал доктор. – Но люди, которые на него отважились, знали наперед, какие трудности их ожидают, и потому их ничто не должно смущать!

– Ах, доктор, за это время настроение экипажа вновь изменилось: вы же видите, помощники уже начинают мне перечить. Поступили они на бриг только потому, что им были предложены очень выгодные условия. Но это имеет свою дурную сторону – они стремятся поскорей вернуться на родину. Мое предприятие, доктор, не встречает сочувствия, и если я потерплю неудачу, то не по вине матросов, с которыми всегда можно совладать, а от недостатка доброй воли у помощников… Но они дорого за это заплатят!

– Вы преувеличиваете, Гаттерас.

– Ничуть не преувеличиваю! Может быть, вы думаете, что экипаж недоволен препятствиями, которые я встречаю на своем пути? Напротив! Они надеются, что это заставит меня отказаться от моих намерений. Они не ропщут и не будут роптать до тех пор, пока «Вперед» движется на юг. Безумцы! Они воображают, будто приближаются к Англии! Но если только мне удастся подняться к северу, вы увидите, что настроение их переменится. Клянусь вам, что никто в мире не заставит меня отступить от раз принятого решения! Дайте мне малейший проход, щель, в которую мог бы протиснуться бриг, и, путь бы при этом он потеряет часть своей медной обшивки, – я все преодолею!