Жюль Верн - Путешествия и приключения капитана Гаттераса

– Я служил тогда на «Фениксе» под начальством капитана Инглфилда, с которым мы вернулись в Европу, – сказал Джонсон.

– Седьмого октября тысяча восемьсот пятьдесят третьего года, – продолжал доктор, – Кресуэл прибыл в Лондон, пройдя весь путь от Берингова пролива до мыса Фарвель.

– Ну, что же, – сказал Гаттерас, – войти с одной стороны, а выйти – с другой, разве это не значит пройти?

– Это так, – ответил Алтамонт, – но ведь он совершил по льдам переход в четыреста семьдесят миль.

– Что ж из того?

– В этом вся суть! – воскликнул американец. – Спрашиваю вас: судно Мак-Клура прошло проходом или нет?

– Нет, – ответил доктор, – потому что после четвертой зимовки Мак-Клур принужден был бросить свой корабль среди льдов.

– Морским путем должен проходить не человек, а корабль. Если когда-нибудь Северо-Западный проход сделается доступным, то проходить его будут корабли, а не люди в санях. Необходимо поэтому, чтобы его прошел корабль или по крайней мере шлюпка.

– Шлюпка? – воскликнул Гаттерас, усмотрев в словах американца определенное намерение.

– Алтамонт, – поспешно возразил доктор, – вы придираетесь к словам, и всякому ясно, что вы не правы.

– Вам нетрудно объявить меня неправым, господа, – возразил Алтамонт, – вас четверо, а я один. Но я все-таки остаюсь при своем мнении.

– И оставайтесь! – вскричал Гаттерас. – Да только держите язык за зубами!

– Какое право вы имеете так со мной говорить? – вспылил Алтамонт.

– Право капитана! – надменно заявил Гаттерас.

– Разве я вам подчинен? – возразил Алтамонт.

– Без всякого сомнения. И берегитесь! Если…

Тут доктор, Джонсон и Бэлл развели их в стороны. Соперники бросали друг на друга угрожающие взгляды. Доктор был огорчен до глубины души.

Но после двух-трех примирительных фраз Алтамонт, насвистывая национальную песенку «Янки Дудль», улегся на своей койке. Спал он или нет, было неизвестно, но он не произнес больше ни слова.

Гаттерас вышел из палатки и стал большими шагами расхаживать под открытым небом. Через час он вернулся и лег спать, также не проронив ни слова.

29 мая солнце в первый раз совсем не зашло: оно лишь слегка коснулось горизонта и тотчас же опять всплыло на небосклон. Начиналось полярное лето. На другой день лучезарное светило появилось, окруженное великолепным кольцом, сверкавшим всеми цветами радуги. Такого рода явления повторялись часто, они постоянно привлекали внимание доктора, отмечавшего день и час появления колец, их размеры и вид. Но эллиптическое кольцо, которое он наблюдал в этот день, было довольно редким явлением.

Вскоре появились стаи крикливых птиц, дрофы и канадские гуси, прилетевшие из далекой Флориды и Арканзаса, с изумительной быстротой устремлялись к северу.

Казалось, они на своих крыльях принесли весну. Доктору удалось подстрелить несколько этих птиц, а также трех-четырех журавлей и даже одного аиста.

Снега быстро таяли на солнце, таяние ускоряла морская вода, выступавшая на ледяных полях из трещин и отдушин, проделанных тюленями. Смешавшись с морской водой, снег образовал грязную массу, которую арктические путешественники называют кашей.

Доктор опять принялся за свои посевы, в семенах у него не было недостатка. Он очень удивился, заметив среди просохших камней побеги особой разновидности щавеля. Клоубонни не мог надивиться творческой мощи природы, которая проявлялась даже в царстве льдов и мороза. Посеянный им кресс-салат через три недели дал молодые побеги длиной около десяти линий.

На кустиках вереска стали робко распускаться крошечные, бледно-розовые, почти бесцветные цветочки, казалось, неумелая рука подлила в их окраску слишком много воды. В общем флора Новой Америки оставляла желать лучшего. Но все же отрадно было смотреть на эту скудную и робкую растительность, это было все, что могли вызвать к жизни слабые лучи солнца, казалось, провидение не совсем еще забыло эти далекие страны.

Наконец установилась теплая погода: 15 июня термометр показывал +57F [59]. Доктор с трудом поверил глазам. Местность преобразилась, бесчисленные каскады свергались по склонам пригретых солнцем холмов, лед растрескался, и вскоре должен был решиться важный вопрос о свободном море. Кругом стоял несмолкаемый грохот лавин, падавших с холмов на дно оврагов. Треск ледяных полей сливался в оглушительный гул.

Путешественники предприняли экскурсию на остров Джонсона. Это был крошечный островок, пустынный и бесплодный, но старый боцман был в восторге, что его имя связано с этой затерянной среди океана скалой. Он непременно захотел начертать свое имя на высоком утесе и при этом чуть не сломал себе шею.