Мария Бершадская: Пушкин и компания

– Один-два-три! – закричала Соня.

– Мяу-у-у, – завыл обиженный кот.

– Ну дурдо-о-ом, – сказала я.

А Мишка как ни в чём не бывало набирал код на велосипедном замке.

– Не подходит, – огорчился он. – Я думал, если тебя напугать, правильные цифры сами из памяти выскочат. Ладно, попробуем в его биографии чего-нибудь поискать.

Мишка вытянул из-под кота мятые листочки:

– Набери рост Пушкина.

– Думаешь, я его помню? – возмутилась Соня.

– 166 сантиметров.

Соня запыхтела, отыскивая нужные цифры…

– Облом.

– А может, рост его жены? 173…

– Ого, какая высокая, – удивилась я. – А бедный Пушкин – совсем коротышка.

Интересно, он стеснялся, когда они танцевали вместе, или нет?

А может, ему пришлось купить специальные ботинки?

– И «173» не подходит, – расстроилась Соня.

– Ну, мы же не зря здесь полдня проторчали, – утешил её Мишка. – Твоя мама придёт – и обрадуется. Мы ей салат сделали, даже с этим… пушкинским майонезом.

– И окно чистое, – добавила я. – Вон какой подоконник беленький. Почти как твой кот.

Ромео сидел, прижав морду к стеклу, и следил за вороной. Она качалась на тонкой ветке, как на качелях, а потом взмахнула крыльями и перелетела на горку. Кот юркнул под занавеску и затаился. Может, надеялся, что ворона подберётся поближе.

Соня погладила его по круглой спине и заворковала:

– Ты мой прожо-о-о-рливый, ты мой бе-е-еленький… А занавеска у нас какая-то… серенькая… – Соня прищурилась, разглядывая кружевные оборки. – Ну ничего себе! Мы ещё и занавеску майонезом заляпали. И что теперь делать?

– Ерунда! – махнул рукой Мишка. – Тоже мне проблема! Ща устроим большую стирку. Будет ещё одно доброе дело для твоего сочинения. Бульк – и готово!

Мы хотели принести таз прямо в комнату, а потом натаскать воды. Но Мишка заявил, что он не какой-нибудь слабак, чтобы носиться туда-сюда с мисочками и кастрюльками.

Поэтому он бухнул таз, полный горячей воды и пены, прямо на письменный стол. Хорошо, что кот успел увернуться.

Соня сказала, что всё будет делать сама. Конечно, снять занавеску она не могла – тут уж лучше меня никто не справится.

Ну а потом я спокойно легла на диван и смотрела, как она яростно топит несчастную тряпочку в пене.

Оказывается, дружить с узником не так уж просто. Узник не может выйти в коридор или на кухню. У него даже не получится на два шага отойти от окна или что-то поднять. Каждую минуту мы помогали Соне, мы превратились в её длинные руки и быстрые ноги. И вот наконец-то можно было просто валяться и НИЧЕГО НЕ ДЕЛАТЬ.

– Интересно, а как Пушкин занавески стирал? – лениво спросил Мишка.

– Никак, – пропыхтела Соня, сдувая пену с руки. – У него же детей было… четверо. Они всё время на занавесках висели… Как обезьянки. Качаются, а потом карниз – бам! – и падает. Или занавеска рвётся. Пушкин ругался, что вся его зарплата на занавески уходит. Поэтому он вообще их снял.

– Молодец Пушкин, – кивнула я. – Жалко, что твоя мама не догадалась так сделать.

Тёплый кот урчал у меня под боком. Я прижала его к себе и почти уснула. И тут Соня сказала, что закончила стирку.

Мы с Мишкой сползли с дивана, прополоскали занавеску в раковине, кое-как отжали.

А потом я повесила её на карниз.

– Какая-то она стала… странная, – нахмурилась Соня. – Ты чего к порошку добавлял?

– Я… это… – замялся Мишка, – я там в шкафчике отбеливатель нашёл. И налил его… капельку… Ну, может, четыре капельки. Ты же сама говорила, что она стала какая-то серая!

Я присмотрелась к мокрой занавеске: жёлтая кайма была почти не видна. И яркие загогулины тоже исчезли.

– Ты вообще соображаешь?! – рявкнула Соня.

– А я знал, что этот отбеливатель – вот прям СОВСЕМ ОТБЕЛИВАТЕЛЬ?! – отбивался Мишка. – Я думал, он не подействует, как твоя маска от этого… целлюлита. Вот и плеснул… Я, между прочим, для тебя старался! Зато получилось двойное доброе дело – как батончик с двойным шоколадом! Чистую занавеску любой сделает, а у тебя теперь чистая НОВАЯ занавеска.