Марк Твен - Сыскные подвиги Тома Сойера. Том Сойер за границей (сборник)

Посещение пирамиды. – В Каире. – Том проявляет необычайный талант в отыскании местности. – Путешествие за трубкой. – Возвращение домой.

Мы поручили Джиму летать поблизости пирамид, а сами спустились вниз к двери, которая вела в туннель, и пошли туда с несколькими арабами и со свечами, и нашли в середине пирамиды комнату, и в ней большой каменный гроб, в котором они держали царя, совершенно так, как говорил тот человек в воскресной школе; но царя в гробу не оказалось, кто-то его вытащил. Мне это место не понравилось, потому что в нем, наверное, водились духи, конечно, не свежие, а я никаких не люблю.

Мы вылезли из пирамиды и наняли осликов и проехались на них, а потом ехали в лодке, а потом опять на осликах, и приехали в Каир; и все время дорога была такая гладкая и прекрасная, какой я никогда не видал, и по обеим сторонам росли высокие финиковые пальмы, и всюду бегали голые ребятишки, а люди были красные, как медь, и красивые, и сильные, и стройные. А город был очень любопытный. Такие узкие улицы – настоящие коридоры, и битком набитые мужчинами в тюрбанах, женщинами в покрывалах, и все это в самых ярких разноцветных одеждах, и непонятно было, как могут верблюды и люди пробираться в таких узких закоулках, однако они кое-как пробирались. Давка была страшная и гвалт неимоверный. В лавках нельзя было повернуться, но в них не нужно было и заходить – продавец сидел, поджав ноги, как портной, на своем прилавке, покуривал длинную, извивавшуюся, как змея, трубку и мог достать рукой все свои товары; и выходило это точно на улице, потому что верблюды задевали его своими тюками.

Иногда проезжала какая-нибудь важная особа в экипаже, перед которым бежали люди в странных одеждах и вопили во всю глотку, и разгоняли толпу длинными хлыстами. Потом появился Султан, верхом на коне впереди процессии, в такой великолепной одежде, что дух захватывало, глядя на него; и все упали ничком и лежали на животе, пока он ехал мимо. Я было забыл это сделать, но какой-то молодец помог мне вспомнить. Он был один из тех, которые бежали впереди с хлыстами.

Были там и церкви, но у них нет понятия, чтобы праздновать воскресенье – они празднуют пятницу и нарушают день субботний. Когда входишь в церковь, надо снимать сапоги. Она была битком набита взрослыми и мальчиками, которые сидели кучками на каменном полу и поднимали страшный шум – зубрили свои уроки; Том говорит, что они читали Коран, то есть ихнюю библию. Я никогда в жизни не видал такой большой церкви и такой высокой; взглянешь вверх – голова кружится. Наша деревенская церковь ничего не стоит в сравнении с этой; если бы ее поставить сюда, люди сказали бы, что это коробка.

Мне очень хотелось видеть дервиша, потому что я заинтересовался дервишами после рассказа о том, как один из них сыграл шутку с погонщиком верблюдов. Мы нашли целую компанию их в каком-то здании, вроде церкви, и они называли себя Вертящимися Дервишами; и уж точно вертелись – я никогда не видывал ничего подобного. На них были высокие колпаки, похожие на сахарную голову, и полотняные юбки; и они вертелись, вертелись, вертелись, точно волчки, и юбки раздувались, и я ничего забавнее не видывал, и у меня голова кружилась, глядя на них. Том сказал, что все они мусульмане, а когда я спросил, что такое мусульманин, он сказал, что это не пресвитерианин. Значит, их много у нас в Миссури, только я не знал этого раньше.

Мы не видали и половины того, что можно было посмотреть в Каире, потому что Тому не терпелось повидать места, знаменитые в истории. Мы потратили бог знает сколько времени, разыскивая ту житницу, в которую Иосиф сложил зерно перед голодом, а когда нашли, то оказалось, что и смотреть было нечего, потому что это была старая, никуда не годная развалина; но Том был доволен и поднял по этому случаю такой гвалт, какого я не поднял бы, если б напоролся ногой на гвоздь. Как он отыскал это место, я не сумею объяснить. Нам попалось не менее сорока таких же точно, и я бы удовольствовался любым из них, но ему непременно нужно было настоящее. Я никогда не видал такого наблюдательного человека, как Том Сойер. Как только ему попадалось то, что он искал, он узнавал его в ту же минуту, как я бы узнал свою вторую рубашку, если б она у меня была, но каким способом узнавал – этого он так же не умел объяснить, как не умел летать; он сам это говорил.

Потом мы очень долго искали дом, где жил мальчик, который научил Кади, как отличить старые оливки от новых. Том сказал, что это из «Тысячи и одной ночи» и что он расскажет об этом мне и Джиму при случае. Ну вот, мы искали-искали, так что, наконец, я совсем из сил выбился и просил Тома бросить это и найти кого-нибудь, кто знает город и умеет говорить по-миссурийски, и может провести нас прямо на место; так нет же – ему непременно хотелось самому найти – и больше никаких. Нечего делать, пошли мы дальше. И тут случилась самая замечательная вещь, какую я только видел когда-нибудь. Дом был уничтожен – уничтожен сотни лет тому назад – до последнего камешка, и оставался от него один заплесневелый кирпич. Поверит ли кто-нибудь, что миссурийский мальчишка, который ни разу прежде не был в этом городе, мог явиться сюда, и разыскать это место, и найти этот самый кирпич? А Том Сойер сделал это. Я знаю, что он сделал это, потому что я сам видел, как он сделал. Я стоял в это время рядом с ним и видел, как он заметил кирпич, и видел, как он узнал его. Спрашивается, что же тут действовало: знание или интуиция?