Дядя Ваця был, вероятно, самым добродушным человеком в мире. Мне никогда не приходилось видеть, чтобы он сердился или кричал.
Его лицо с тихими голубыми глазами, оправленными множеством мелких морщинок, было всегда спокойно и ласково усмехалось, а грушевидный красный нос смотрел над гигантскими «польскими» усами добродушно и весело.
Дядя Ваця, несмотря на свою тщедушную фигурку, был героем. Он очень любил вспоминать свою юность и услаждал мой слух многочисленными рассказами, где он обычно играл самую выдающуюся и самую благородную роль. И я, слушая его, всегда увлекался дядиной храбростью и благородством. Бесконечные рассказы дяди Ваци о польском восстании, где он, конечно, играл немаловажную роль, только благодаря завистникам забытую историей, восхищали меня, и я переполнялся уважением к мужу моей «единственной» родственницы.
Он торжественно показывал мне рубец своей единственной раны – след казацкой сабли на указательном пальце правой руки, и я благоговейно рассматривал его, содрогаясь ужасом кровопролитных схваток повстанцев с русскими отрядами, поражаясь благородству поляков, которые, по описаниям дяди Ваци, все до одного обладали качествами Скшетусских, Володыевских и других благородных героев Сенкевича [2] Сенкевич Генрик (1846–1916) – польский писатель.
.
Одно только немного смущало меня: как ни силился я представить себе дядю Вацю молодым, сильным и мужественным, я никак не мог. У меня получался в воображении или герой, ничего общего не имевший с моим дядей Вацей, или он сам, но только в своем настоящем виде, обязательно лысый, и вместо кунтуша [3] Кунтýш – верхняя мужская одежда типа кафтана с широкими рукавами, которые спереди были разрезаны до локтя.
на нем болтался неизменный серый пиджак. Гигантские усы развевались по ветру, нос добродушно тянулся к врагам, а глаза тихо улыбались.
Тетя Миля скептически относилась к рассказам дяди Ваци. Она слушала, углубленная в бесконечное вязание толстых серых чулок, и ее сухие губы насмешливо улыбались. А когда дядя входил в особенный азарт и, увлекшись, увеличивал число убитых им врагов до диковинных размеров, два глаза из-под очков устремлялись на него, и дядя Ваця вдруг начинал заикаться, путаться.
– Что ты смотришь на меня? – спрашивал он в конце концов тетю.
– Ничего, – хладнокровно отвечала тетя и, обращаясь ко мне, спрашивала: – А знаешь, как он получил вторую рану, под Биржей [4] Би́ржа – город на севере Литвы.
?
Дядя Ваця раздражался.
– Под Биржей! – восклицал он. – Да под Биржей пролилось крови больше, чем во время осады Севастополя!
Тетя Миля не обращала на него внимания и насмешливо-спокойно продолжала:
– Видишь ли… Собрались они там где-то возле леса. (Тут дядя начинал волноваться.) Ждали помощи. Вдруг откуда ни возьмись появились три казака, должно быть разведчики. Обычно в его глазах все увеличивается в тысячу раз, – ну, и казаков оказалось бессметное множество. (Дядя нервно вертел папиросу и делал вид, что не слушает рассказа.) Он и гаркнул: «Панове! До лясу!» – да сам первый и пустил свою клячу в чащу… По дороге большая ветка зацепила за его чамару [5] Чамáра – сюртук с рядом мелких пуговиц по обоим бортам, длинными петлицами из шнурков и низким стоячим воротником.
, он и повис, а кто-то из своих, проезжая мимо, вытянул его плетью. Вот откуда его вторая рана!
Тетя заливалась смехом, довольная своей шуткой, а дядя Ваця, задетый за живое, хмурился и старался сделать вид, что не обращает ни малейшего внимания на выходку своей супруги, и с оскорбленным выражением на лице молча курил свою «банкротку» [6] Банкрóтка – здесь : самодельная папироса.
.
Был уже одиннадцатый час. Дядя Ваця, придвинув к себе лампу, оснастив громаднейшими очками нос, углубился в книгу, большую, с желтыми от времени листами. Тетя Миля, покончив с уборкой посуды, уселась в удобное старинное кресло и принялась перебирать вязальные спицы.
В комнате было совсем тихо. Только мерно и гулко стучали часы с поразительно длинным маятником, да сквозь закрытые ставни доносился шелест деревьев. Где-то в углу жужжала беспрерывно муха, попавшись в лапы паука, и начинал свою однотонную песню сверчок.
Вдруг кто-то застучал во входную дверь, застучал сильно и резко.
Тетя Миля вздрогнула, побледнела и, спустив со спицы несколько петель, застыла на месте:
Читать дальше