Юрий Вийра - Мой папа – Мюнхгаузен (сборник)

Вот такая история. Хочешь верь, хочешь нет. И рассуди, стоит ли маму не слушаться.

– Папа, тебе какие волосы больше нравятся: как у тебя или золотые?

– Не знаю.

– А мне золотые.

– Почему?

– Красиво. С ними чувствуешь себя принцессой.

– Когда у меня были золотые волосы, я себя принцессой не чувствовал.

– Папа, ты шутишь? Когда у тебя были золотые волосы?

– Я родился с золотыми кудрями. Родители сначала удивлялись: в кого это я? У них были тёмные волосы. Потом на чердаке нашёлся портрет маминой прабабушки – она тоже оказалась златовласой.

– С короной?

– Нет, на портрете ей пять лет. Замуж за принца она вышла в восемнадцать.

– Ну, у мальчиков короткие волосы, а я бы заплетала косы.

– И косы у меня были. Когда мы жили в Косово – это такой маленький город на Украине. Там все ходят с косами.

– И мужчины?! Что-то не верится.

– А в Шотландии мужчины носят клетчатые юбки – килты…

– Знаю, по телевизору видела.

– Помнишь, у нас на кухне висят глиняные тарелки с рисунками: женщина на коне, музыканты, птицы, цветы. Тарелки из Косово. В этом городе все гончары: дети месят глину, женщины расписывают тарелки, а мужчины сидят за гончарными кругами. Заплетут на заре косы – и за дело. Из Косово мы переехали в Чернигов, и волосы у меня стали чёрными, как воронье крыло. А в Витебске я звался Витей – там же одни Вити живут.

– Папа, ты всё шутишь! Между прочим, волосы у тебя и не очень чёрные – столько седых волос!

– Вот-вот! Интересно, сколько у меня за эту зиму седины прибавилось?! Каждое твоё падение на катке – новый седой волос…

– И двойки в дневнике?

– Двойки – ерунда. Их можно стереть ластиком.

– Ты серьёзно?

– Конечно. Это самый верный способ, как превратить красавца отца в седого как лунь старца.

– А что такое лунь? Луна?

– Нет, это такая хищная светлая птица. Она хватает девочек, которые задают своим отцам слишком много вопросов…

– Папа, ты перепутал! Я читала в энциклопедии: луни хватают не девочек, а их отцов. Утащат к себе в гнездо на высокую отвесную скалу, под самые облака, а в гнезде сидят, разинув клювы, штук пять или шесть любознательных лунят. Пока не ответишь на все вопросы любознательных птенцов – обратно не отнесут!

– Да ну тебя! С тобой невозможно серьёзно разговаривать.

– Папа, сегодня на уроке немецкого мы изучали, где что в Берлине находится: разные дворцы, музеи, театры. А ты бывал в Берлине?

– Сто раз.

– И Бранденбургские ворота видел?

– Конечно. Стоял и глазел на эти Баранденбургские ворота, как баран на новые ворота.

– Не Баранденбургские, а Бранденбургские!

– Я пошутил.

– А что тебе ещё в Берлине понравилось?

– Всё.

– В город ты вошёл, разумеется, через Бранденбургские ворота?

– Разумеется. Широким шагом.

– И ворота были открыты? Подъёмный мост опущен?

– Ну. Я же днём проходил.

– И стражники взяли за проход пять марок?

– Взяли. Одну российскую с Ту-154 и четыре египетских треугольных, с пирамидами.

– Почтовых?

– А каких же ещё?!

– Папа, скажи честно, ты не бывал в Берлине, да?

– А как ты узнала?

– Очень просто. Бранденбургские ворота находятся в центре города, на Унтер-дер… ой, забыла, как улица называется!

– …ден-Линден.

– Да, на Унтер-ден-Линден. Ворота никогда не запираются. И моста там никакого нет. И стражники не стоят. А марки – это у немцев деньги такие были.

– Ясно. Поедем в Берлин – возьмём с собой все мои марки. Знаешь, сколько их у меня?! Два толстых альбома. Монгольские, венгерские, кубинские, польские… До девятого класса собирал.

– Папа, ты не понял. Марками назывались деньги. У нас – рубли, у американцев – доллары, а в Германии – марки.

– Теперь ясно. Но почему марки? Назвали бы рублями, а то с почтовыми марками можно перепутать.

– Не беспокойся, никто не путал… Между прочим, герб Берлина похож на герб Новгорода…

– Новгорода? Какого: Нижнего, Среднего или Верхнего?