Валентин Катаев - Хуторок в степи

Большую часть времени Василий Петрович лежал на раскладушке. Но теперь он уже не поворачивался лицом к стенке. Он лежал на спине, скрестив на груди руки, и неподвижно смотрел в потолок, где сияли зеленые отражения сада. Его челюсти были крепко стиснуты, и гневная морщина косо рассекала красивый, лепной лоб.

На третий день утром тетя негромко, но довольно решительно постучала в дверь его комнаты:

– Василий Петрович, на одну минуту.

Он вздрогнул, вскочил, сел на раскладушке:

– Что? Что вам угодно?

– Выйдите на террасу.

– Зачем?

– Есть важное дело.

– Прошу избавить меня от каких бы то ни было важных дел.

– Нет, я вас все-таки очень прошу.

В голосе тети Василий Петрович уловил какую-то новую, серьезную интонацию.

– Хорошо, – глухо сказал он, – я сейчас.

Он привел себя в порядок, надел сандалии, сполоснул лицо, причесал волосы мокрой щеткой и вышел на террасу, готовый ко всему самому неприятному и унизительному.

Но вместо судебного пристава, околоточного, нотариуса или чего-нибудь вроде этого он увидел довольно толстого, средних лет человека в парусиновом пиджаке, по-видимому мастерового, который, держа в зубах маленький кусочек сахару, пил чай из блюдца, поставленного на три пальца. По его красному, распаренному лицу, побитому оспой, струился пот, и, судя по той милой, дружеской улыбке, с которой на него смотрела тетя, это был очень хороший человек.

– Вот, пожалуйста, познакомьтесь, – сказала тетя. – Это Терентий Семенович Черноиваненко, с Ближних Мельниц, тот самый, у которого жил Петя и стоит наша мебель.

– В общем, родной брат Гаврика, дружка вашего Петьки, – сказал Терентий и, осторожно поставив блюдце на стол, протянул Василию Петровичу свою большую, тяжелую руку. – Рад с вами познакомиться. Много о вас наслышан.

– Вот как? – сказал Василий Петрович, присаживаясь к столу и принимая свою обычную "учительскую" позу, то есть закладывая ногу на ногу и покачивая в свободно откинутой руке пенсне на черном шнурке с шариком. – Нуте-с, нуте-с, очень любопытно узнать, что именно вы обо мне слышали, в каком, так сказать, роде?

– Да вот, как вы сначала не поладили с начальством из-за графа Толстого, а потом не поладили с Файгом из-за дурака Ближенского, – со вздохом сказал Терентий, – ну и так далее. Что ж, вы, конечно, поступили вполне правильно, и мы вас за это можем только уважать.

Василий Петрович насторожился.

– Кто это "мы"? – спросил он.

Терентий добродушно усмехнулся:

– Мы, Василий Петрович, – это, стало быть, простые рабочие люди. Ну народ, что ли…

Василий Петрович насторожился еще больше. В этих словах он явно почувствовал "политику". Он с тревогой посмотрел на тетю, так как все это, несомненно, была опять какая-то ее новая и, быть может, даже опасная фантазия. Но тут он вдруг заметил на столе стопочку бумажных денег – зеленых трешек, синих пятерок и розовых десяток, аккуратно разложенных и перевязанных нитками.

– Это что за деньги? – испуганно спросил он.

– Представьте себе, – со скромной улыбкой скрытого торжества сказала тетя, – урожай черешни реализован, а это наша выручка.

– Шестьсот пятьдесят восемь рубликов чистой прибыли! – сказал Терентий, потирая руки. – Так что вы теперь живете!

– Позвольте, – не веря своим глазам, воскликнул Василий Петрович, – как же все это произошло? А лошади? А платформы? А… как это?.. Франко-привоз, что ли?

– Будьте спокойны, – сказал Терентий, – у нас фирма солидная. Для хороших людей все можем достать: и лошадок, и платформы, и упаковку. На то мы, как говорится, – пролетарии. Всё в наших руках, Василий Петрович. Не так ли?

Хотя слово "пролетариат" и принадлежало к самым опасным словам, от которых пахло уже не просто политикой, а самой настоящей революцией, но оно было сказано Терентием так просто, так естественно, что Василий Петрович принял его как должное, без малейшего внутреннего сопротивления.

– Так, значит, все это устроили вы? – спросил он, надевая пенсне и глядя на Терентия повеселевшими глазами.

– Мы! – ответил Терентий с оттенком гордости и так же весело посмотрел на Василия Петровича.

– Наш спаситель! – сказала тетя.

Затем она весьма подробно и с большим юмором стала рассказывать, как происходила продажа черешни. Оказывается, черешню возили на платформах по всему городу и продавали в розницу, и она имела громадный успех: ее брали буквально нарасхват, иногда даже целыми корзинами, в особенности белую и розовую; черная шла немного похуже.