Валентин Катаев - Остров Эрендорф

– Его здесь нет! Он увёз его с собой!

Затем Ван надел кепи, огорчённо пожал руку лакею, выбежал из дома и вскочил на велосипед.

– Ничего! – закричал он обалделой прислуге. – Ничего! Ван отыщет его во что бы то ни стало. Ван не даст своей репутации погибнуть.

Ван отчаянно зашинковал ногами и, поравнявшись с трактиром, остановился.

– Эй, хозяин! Не проходил ли здесь полчаса тому назад профессор Грант со своей дочкой? У него был в руках свёрток?

Старый Бобс критически оглядел Вана и пробурчал: "Первый раз вижу такую пронырливую ищейку. Ох, чувствую я, что старик Грант начудил".

Он сказал вслух:

– А если бы даже он здесь проходил или, скажем, проезжал на такси, на синем закрытом такси, вам бы от этого стало легче?

– Но свёрток, свёрток?

– А если бы даже у него в руках действительно был свёрток? Ну?

Ван вскочил на машину. Спицы вспыхнули молнией. Облако пыли ударило в самый нос старика Бобса.

Шоссе стремительной серой лентой развернулось под беснующимися башмаками Вана, который думал:

"Синее закрытое такси. Совершенно верно. Я видел его, подъезжая к трактиру. Моя репутация должна быть спасена! И она будет спасена!"

Ровно в семь часов двадцать три минуты профессор Грант со своей дочерью вышли на перрон Нью-Линкольнского вокзала.

Профессор бережно держал под мышкой большой, тяжёлый свёрток.

Через две минуты они уже были в купе. Стёганые стенки с кожаными пуговичками подрагивали, занавески трепал ветер, пол ходуном ходил под ногами. Мимо окна косо резались сосны и ели, выскакивали двойные номера неожиданных семафоров, мосты наполняли уши железным грохотом.

Ровно в семь часов двадцать семь минут мокрый и красный Ван, тяжело отдуваясь, таща на плече свой велосипед, вступил на пустой перрон Нью-Линкольнского вокзала.

– Чёрт возьми! Я, кажется, слегка опоздал. Но это ничего. Экспресс идёт до Нью-Йорка двадцать часов. За это время можно кое-что предпринять, и моя репутация, так или иначе, будет спасена.

С этими словами Ван прислонил свой велосипед к автомату для стрижки ногтей и быстрыми шагами направился в комнату дежурного полицейского комиссара.

Елена нежно прижалась к отцу.

– Завтра днём мы будем у Матапаля.

– Товарищи! – сказал Пейч на вечернем заседании стачечного комитета. Итак, война объявлена. Сегодня ровно в полдень началась забастовка рабочих тяжёлой индустрии Соединённых Штатов Америки и Европы. По имеющимся в моём распоряжении самым точным и самым последним сведениям, ни одно предприятие не оказалось штрейкбрехером.

(Бурные аплодисменты.)

– Товарищи, перед нами тяжёлая задача. Мы должны с ней справиться. От этого, может быть, зависит счастье наше и наших детей. Две недели забастовки – и большая программа вооружений мистера Матапаля будет сорвана!

(Крики одобрения. Аплодисменты. Шум.)

– Товарищи, уже недалёк час, когда мы сумеем взять твёрдой рукой за горло кучку негодяев, окопавшихся на Пятой авеню, и, я надеюсь, нам удастся стрясти с их лысых голов шёлковые цилиндры на кремовой подкладке!

(Крики: "Верно! Правильно! Да здравствует Пейч!")

Затем на трибуну взошёл человек в кожаной куртке с небольшим эмалевым красным флажком на груди. Он снял чёрную фуражку и поднял руку, и зал потонул в буре аплодисментов…

– В принципе я ничего не могу возразить против того, что сказал с этой трибуны уважаемый товарищ Пейч. Я бы только хотел задать собранию несколько не столь существенных, но тем не менее достойных некоторой доли внимания вопросов.

(Голоса: "Просим! Говори, Галифакс!")

– Товарищи, как вы смотрите на возможность уладить конфликт с правительством мирным путём? Лично мне кажется, что это вполне возможно. К чему понапрасну тратить силы, если всё равно мы забастовкой никакого толка не добьёмся?

(Голоса: "Внимание! Галифакс острит!" Шум. "Тише!")

– В сущности, наши требования сводятся к следующему: восьмичасовой рабочий день, всеобщее разоружение и все политические права рабочим. Не так ли? В чём же дело? По имеющимся у меня точнейшим сведениям, Матапаль готов пойти на восьмичасовой рабочий день. Политические права? Если не считать некоторых пустяковых ограничений, мы имеем все политические права, вплоть до права жениться без контроля верховного совета предпринимателей и иметь неограниченное количество детей мужского пола (о девочках я не говорю: на черта они нам сдались!). Что же касается всеобщего разоружения, то, на мой взгляд, дело обстоит проще. Из-за чего, собственно, заварилась каша? Пусть СССР разоружится, примкнёт к Соединённым Штатам, и дело с концом, не так ли, товарищи?