Валентин Катаев: Остров Эрендорф

– Достаточно, – сказал Матапаль, – дальше.

Второй секретарь выключил экран.

– Сто восемьдесят линейных кораблей, – сказал он. – Такое же количество, не позже чем через месяц, выйдет из доков.

– Можно ли ручаться за команды?

– Двенадцать тысяч моряков вполне надёжны. Двенадцать тысяч колеблющихся. Остальные…

– Я вас слушаю.

– Остальные опасны.

Матапаль положил ноги, обутые в грубые, но страшно дорогие башмаки, на ручку кресла. Кресло бесшумно повернулось на винте.

Матапаль помолчал.

– В вашем распоряжении одиннадцать минут, – сказал он. – Продолжайте.

Второй секретарь подошёл к распределителю. В течение пяти минут Матапаль увидел маневры танков, эволюции восьми эскадрилий истребителей, испытание недавно введённых в армии магнитных волн, останавливающих на расстоянии моторы и парализующих железные механизмы. Он увидел маневры двенадцати армий, происходящих в разных частях земного шара. Горные пушки, с забавными ящичками, прыгали по морщинам Гималаев. Автомобили, как гусеницы, переползали через Сахару, и колониальные пехотинцы в белых тропических шлёмах вязли по колено в жёлтеньком песочке возле пирамид. Пехотные цепи синих французов катились через зелёные лужайки Эльзаса, и дым походных кухонь смешивался с белым цветом яблонь.

– Довольно, – сказал Матапаль. – В вашем распоряжении осталось ещё четыре минуты, и я хочу видеть доки.

Второй секретарь подошёл к распределителю.

– Доки Реджинальд-Симпля. Девяносто линейных кораблей. Шестьдесят тысяч рабочих. Работа производится в две смены круглые сутки.

Второй секретарь нажал кнопку. На экране возникло предместье Реджинальд-Симпля. Среди серых кубов домов и труб, транспарантов кабелей, черепичных крыш, стеклянных и стальных стен легко и воздушно стояли броневые решётки доков и грациозные конструкции кранов. Второй секретарь повернул рычаг, и панорама местности легко и неторопливо поплыла перед глазами Матапаля.

Вдруг Матапаль быстро перебросил ноги с ручки кресла на пол, и его затылок побагровел.

– Что это значит?

Второй секретарь приподнял левую бровь.

– Дым… что это значит? Трубы…

Матапаль бросился к распределителю и остановил движение панорамы.

– Я не вижу дыма. Я не вижу движения людей. Я не вижу работы. Что это значит?

Второй секретарь кинул в рот две лепёшки и кончиками пальцев тронул седеющие виски. Он не шевелился.

– К чёрту лепёшки!.. – завизжал Матапаль. – Говорите, что это значит?

Второй секретарь быстро выплюнул лепёшки в руку и пробормотал:

– Мы не предвидели… Мы не предполагали… что они пойдут на это…

– Вы не предполагали? – грозно воскликнул Матапаль.

– Но Галифакс гарантировал…

– Галифакс осёл и негодяй! Но куда смотрели вы, милостивый государь? И почему я не был своевременно поставлен об этом в известность?

– Я был в полной уверенности, что Галифакс…

– Довольно! Оставьте свои оправдания при себе. Срок вашего доклада истёк. Но, ввиду важности событий, я даю вам лишних десять минут. Их требования? В двух словах.

– Они требуют всеобщего разоружения, восьмичасового рабочего дня и всех политических прав.

– О! И вы молчали?

– Я не предполагал, что дело может зайти так далеко. Кроме того, Галифакс…

– Ещё одно упоминание о Галифаксе, и я прикажу моему лакею ударить вас по щеке. Кто организатор?

– Стачечный комитет Объединённого союза рабочих тяжёлой индустрии.

– Руководитель?

– Пейч.

– Число бастующих? Список предприятий? Проект ликвидации? Через полчаса они должны быть у меня на столе. Я не задерживаю вас больше.

Второй секретарь взялся было за коробочку лепёшек, но рука его повисла в воздухе. Он быстро повернулся и вышел из комнаты.

– Сегодня приёма не будет! – крикнул Матапаль лакею. – Оставьте меня одного. Ступайте.

Оставшись один, Матапаль некоторое время смотрел на экран, на котором стояла разноцветная панорама дока. На широких заводских дворах, заваленных грудами ржавого железа, было пустынно. Воздух, обыкновенно пропитанный дымом тысяч труб, был удивительно чист и прозрачен. Вон через дорогу переходят двое детей – мальчик и девочка. Вероятно, школяры.

Матапаль повернул ухо к микрофону и прислушался. Слабый, тонкий, смутно знакомый звук поразил его слух. Он, этот звук, как будто тянулся тончайшим золотым волоском, лёгкой вибрирующей трещиной.

– Ставлю сто против одного, что это поёт петух.

Матапаль выключил панораму, подошёл к окну и закурил египетскую папиросу.