Ирина Пивоварова - Рассказы Люси Синицыной (сборник)

Котёнок пищал и щекотал под майкой голый Павликин живот. Девчонка подпрыгивала на Павликиной спине, как наездница в цирке, и громко смеялась.

– Ура-а-а! Дедушка, а я знаю, кто ты! – цепко обнимая Павлика за шею, кричала она ему в самое ухо. – Ты Дед Мороз, вот кто! Но-о-о! – воскликнула она, пришпоривая Павлика шерстяными пятками. – Но-о-о! Но-о-о!

А котёнок лизал и царапал Павлику живот.

Совершенно взмокший, приволок Павлик девчонку к себе на четвёртый этаж. Там он разобрал постель и приказал девчонке ложиться.

– Вот тебе апельсины, сушки, вот хлеб с маслом и колбаса, – сказал он. – А вот градусник. Не забудь смерить температуру! Да, вот тебе ещё Тимофей, не скучай, развлекайся тут, а я скоро приду…

В дверях подъезда он столкнулся с Андреем, который вёл за руль новенький красный велосипед. Как назло, сбегая по лестнице, Павлик сдёрнул с себя маску – уж очень в ней было жарко!

Увидев Павлика, Андрей застыл на месте.

– Привет, – растерянно сказал он.

– Привет, – буркнул Павлик и промчался мимо.

Дверь грохнула.

– Того, – усмехнулся Андрей. – Тефтеля-то с приветом! – и покрутил пальцем возле лба.

На сей раз Павлик быстро добрался до нужного дома и без промедления спустился в знакомый уже подвал.

С бьющимся сердцем шагнул он с последней ступеньки на землю.

Вокруг был, как говорится, кромешный мрак. Держась рукой за влажную шершавую стену, Павлик сделал несколько шагов куда-то влево, и тут из слегка поредевшей темноты выступили перед ним две двери.

Одна из них была чуть приоткрыта. Из-под неё выбивался сероватый свет. Другая, обитая драной клеёнкой, из-под которой торчали клочки грязной серой ваты, была закрыта наглухо.

На первой двери что-то было написано мелом.

– «Склад инвентаря», – по слогам прочёл Павлик… Значит, другая дверь – та самая…

Вдруг Павлик вздрогнул. За дверью, обитой клеёнкой, той самой дверью, послышались какие-то звуки. Чей-то голос звучал глухо и неразборчиво.

«Сейчас откроют и выйдут!» – с ужасом подумал Павлик и юркнул в соседнюю дверь.

Павлик оказался в маленькой полутёмной комнатке.

Половину комнатки занимал диван, родной брат того, музыкального.

На столе стояла ржавая электрическая плитка. На ней – чайник, рядом – чашка.

Больше никакой мебели и посуды в комнатке не было. Зато в глубокой нише, задёрнутой линялой ситцевой занавеской, в беспорядке были свалены мётлы, веники и железные вёдра.

Отдельно, на гвоздиках висели серые половые тряпки. Теперь Павлик совершенно отчётливо различил за стеной мужские голоса и так и прильнул к стене ухом!..

– Слушай, Старик, давай её в тёмный угол оттащим, – услышал Павлик. – Не могу её видеть! Как погляжу – настроение портится!

– Да выбросить её надо, – ответил голос Лохматого. – Завернём во что-нибудь, вынесем ночью во двор и сожжём, чтобы никто не видел!

– Тяжеловато старушку по лестнице тащить. Надорвёмся. Давай её за шкаф засунем, и дело с концом.

За стеной поволокли что-то по полу.

– Между прочим, она когда-то ничего была, – сказал тот, кого называли Бородой. – С заданием справлялась.

– Да брось ты! Давно её списать надо было. Пользы как от козла молока!

Павлик слушал этот разговор ни жив ни мёртв. Его трясло. Ноги у него подкашивались. Лоб покрылся липким потом.

«Ну и впутался я в историю! – с тоской думал Павлик. – Кого это они там прячут у себя?»

– Кстати, Старик, как у тебя дела с той девушкой? – вдруг услышал он.

– Пока так себе.

– Что значит «так себе»? Те-бе удалось с ней познакомиться?

– Нет, Борода.

– Старик, ты позоришь нашу фирму! Ну хоть как зовут её, узнал?

– Не удалось пока. Но всё же, Бородёнка, я тебе сейчас кое-что покажу. Вот, гляди…

Минуты две за стеной молчали, потом Борода воскликнул восхищённо:

– Старик, да ты просто гений! Какое качество! Блеск! Шеф просто взбесится от восторга! Он эту девушку обязательно на полосу пустит!

– Ты думаешь? Ну спасибо, Бородёнка. Да, кстати, а как у тебя дела с Байкалом?

– Тоже, знаешь, ценный материальчик с БАМа привёз! Там свои люди нашлись, Старичок. Всё, как положено, мне показали, рассказали… Вот, погляди, я уж постарался, как можно точнее объекты зарисовал. Как, ничего?

– Первый сорт. Поздравляю, Борода!

Прижавшись ухом к стене так, что оно побелело и одеревенело, боясь проронить хоть слово, Павлик слушал весь этот разговор.