Ирина Пивоварова - Рассказы Люси Синицыной (сборник)

И все стали копать, а Андрей ходил и следил, как копают.

– Петухи, крепче лопату держите! Светка, ты чего по сторонам вертишься?

– Ну, дети, как дела? – послышалось издали.

Андрей оглянулся и увидел быстро приближающегося Дмитрия Ферапонтовича.

– Тефтеля, как ты лопату держишь?! Прямо смотреть смешно! – воскликнул Андрей, взял у вспотевшего Павлика лопату, скинул с себя майку и стал копать сам.

Загорелая спина Андрея мерно сгибалась и разгибалась. Рыжая рассыпчатая кучка земли быстро росла рядом.

Все прекратили работу.

Невозможно было не залюбоваться мускулистой Андреевой спиной и сильными руками, крепко сжимавшими лопату.

Раз! Раз! Раз! – сгибался и разгибался Андрей.

– Вот это работа! – восхищённо покачал головой Дмитрий Ферапонтович. – Учитесь, дети, как работать надо! Хвалю, Андрей! От общественности двора хвалю!.. Ну, продолжайте в том же духе, я пошёл, – и зашагал в другой угол двора, где трудились взрослые.

– На€, – сказал Андрей, разгибаясь и отдавая лопату Павлику. – Продолжай в том же духе!

Он надел майку, поправил на ней заграничный значок, пригладил волосы…

– Светка, ты почему не работаешь? Хватит прохлаждаться. Петухи, давайте за дело! – весело покрикивал Андрей.

– Ну какой ты способный, Андрюш! Всё-то ты умеешь лучше всех! – вздохнула Светка и взялась за лопату.

Через час всё было вскопано.

– Молодцы! – похвалил Дмитрий Ферапонтович. – Только не расходитесь, погодите одну минуту!

Вынул фотоаппарат «Смена», велел Андрею встать посередине, по бокам поставил братьев Петуховых, Светке велел встать на одно колено, позади Тольки Петухова поставил Павлика, скомандовал:

– Улыбнитесь! – и всех сфотографировал.

И вот вечер. Сёстры Марина и Лидия Сергеевны хлопочут у стола, ставят на него торт, яблоки и чашки, а Люська сидит рядом с Павликом на диване и ноет:

– Ма-а-м, ну можно, я не буду менуэт играть? Надое-е-ло мне!

– Обязательно сыграешь! – строго говорит Лидия Сергеевна.

– Давайте лучше чай пить, торт засохнет!

– Не засохнет. Если не хочешь менуэт, сыграй мазурку. Ах, Мариночка, это такая чудная мазурка! Христофор Матвеич, Люсенькин преподаватель, сказал, что в ней сквозит тоска композитора по далёкой родине.

– «Сквозит, сквозит»! – пробурчала Люська и принялась с таким остервенением водить смычком по скрипке, что всем поневоле стало жаль бедного композитора.

Но Павлик скрипку не слушал. Взгляд его был туманен. Он глядел на торт, а видел скрючившегося в кустах человека. В ушах его звучали не пассажи мазурки, а зловещий вечерний разговор.

– О чём ты думаешь? – толкнула его в бок Марина Сергеевна. – Павлик, проснись!

Нет, Павлик не спал. Он думал о завтрашнем дне. Завтра, да, завтра он должен узнать, что это за люди, что они задумали? Завтра он – кровь из носу – должен побывать вместе с ними на какой-то непонятной, таинственной трубе…

И наконец Люська кончила пиликать на скрипке, все попили чаю и сёстры ушли на кухню обсудить свои личные дела. Павлик с Люськой остались одни.

– Ну, – сказала Люська, в упор глядя на Павлика, – рассказывай, что это за труба такая!

– Да нечего мне рассказывать! Я и сам ещё ничего не знаю!

– Не ври! – закричала Люська. – Ты просто скрываешь от меня, я же вижу!

– Да честное слово! Вот пойду за ним и узнаю.

– Да как же ты пойдёшь? Этот Лохматый тебя уже как свои пять пальцев знает!

– А я всё придумал! – воскликнул Павлик, ибо в эту самую минуту, именно в эту самую минуту, гениальная догадка стукнула ему в голову. – Я переоденусь!

– А лицо?

– Маску надену, – сказал Павлик.

– А где ты её возьмёшь, маску?

– Сейчас увидишь.

С треском распахнул Павлик двери кладовки, так что штукатурка посыпалась со стен, и принялся вышвыривать с полок в коридор чемоданы и корзины, в которых хранился разный ненужный хлам – старые пиджаки, стоптанные ботинки и сломанные игрушки.

Воспользовавшись тем, что увлечённые беседой мамы закрылись в кухне, он вывалил содержимое чемоданов на пол, и скоро в коридоре образовалась большая куча, из которой высовывались рукава, подошвы, велосипедные спицы и плюшевые медведи всех мастей и оттенков.

На глазах у изумлённой Люськи Павлик погрузился в кучу и извлёк из неё розовый нос, к которому были прикреплены жёсткие желтоватые усы из мочалки и оправа от очков с густыми нависающими бровями, тоже жёлтыми и тоже из мочалки.