Татьяна Мельникова - 13 историй из жизни Конькова. Рассказы

— А мы уже волнуемся! — встретила меня мама. — Где ты так задержался?

— Волнуемся, — повторила за мамой, словно попугай, Наташка. Настоящий попугай, и косицы с бантами, как попугаев хвост.

— Собраться не успеем, — суетилась мама.

— Мне недолго! — Я рванул рюкзак, и из него, жалобно звякнув, покатилась жестянка с туристским завтраком.

— А может быть, вот эту возьмешь? — как-то неуверенно протянула мне мама большую хозяйственную сумку. Зато совсем по-хозяйски из-за маминой спины опять высунулась Наташка:

— В мешке пироги помнутся.

Я чуть не поперхнулся от такого нахальства.

Из сумки горой торчали свертки, кульки и кулечки, перевязанные ленточками. Над всем возвышались бутылка с молоком и лупоглазая кукла.

Поглядели бы на меня с этой сумкой ребята! Впрочем, и это уже было мне безразлично.

— Если хочешь, я не поеду далеко провожать, — опять, словно виноватая, сказала мама. Она знала, я просил, когда ехал с ребятами в пионерлагерь или еще куда, не провожать. Маменькиных сынков всегда ждали насмешки.

А сейчас я равнодушно пожал плечами:

— Какая разница.

Так же спокойно и безразлично я слушал многочисленные наставления мамы в вагоне.

Зато сразу наставила уши наша соседка по купе, остроносая старуха. Она даже кивала с удовольствием на мамины слова, словно все напутствия относились именно к ней. Я с тоской проводил глазами прошедших в соседнее купе троих военных. Кому-то везет! А я должен томиться со старухой и девчонкой.

Усатый проводник объяснил маме, что четвертое место у нас свободное, только что сдали билет. Потом он долго успокаивал маму, чтобы она не волновалась за детей, все будет в порядке.

Я был рад, когда поезд наконец тронулся. Мама махала с перрона платком, и Наташка махала в ответ, вытирая глаза кулаком. Но едва только мама скрылась из виду, заявила:

— Я кушать хочу. Покорми меня, пожалуйста.

Начинается!

А старуха уже тут как тут, снова навострилась.

Я сунул руку в сумку и торопливо вытащил первый попавшийся сверток. Это был сыр.

— На, ешь, — сунул я его Наташке.

— А хлеб? — потребовала она.

Я стал шарить по сумке, отыскивая хлеб, и с размаху натолкнулся на что-то больно-колючее.

— Это мой ежик игрушечный, — объяснила Наташка, спокойно глядя, как я трясу рукой.

Потом мои пальцы наткнулись в сумке на что-то противно-скользкое, и я опять инстинктивно отдернул руку, чуть не задев при этом вытянутый от любопытства нос старухи. Мне захотелось провалиться под пол вагона. Я перерыл полсумки, прежде чем отыскал нужный сверток.

— А знаешь, Юра, — вдруг спокойно заявила Наташка, — я вообще-то совсем не люблю с хлебом. Просто мама всегда заставляет. А ты… заставляешь?

— Как хочешь, — буркнул я и вышел в коридор.

Я слышал, как старуха за моей спиной начала шуршать бумагой.

— И-то поесть, — запела она, обращаясь не то к Наташке, не то к самой себе. — В дороге скус приходит.

Я вспомнил, что сам почти ничего еще не ел за сегодняшний день. Военные в своем купе тоже сидели вокруг столика и закусывали.

Нестерпимо защекотало во рту, но я не мог себя заставить вернуться в купе и приняться за еду, пока там домовито хлопотала старуха. Вот, скажет, бедную девочку кое-как накормил, а сам…

Я снова скосил глаза в купе. Наташка сидела на полке старухи, с аппетитом уплетала котлету.

— У нас свои есть, зачем ты! — сердито шагнул я к ней.

— У нас есть, — послушно повторила Наташка и положила котлету на столик.

Я не знал, что дальше говорить или делать. Надкушенная котлета сиротливо лежала на бумажке.

Вдруг старуха без всякой обиды спросила:

— А соленого огурчика у вас случаем нету? Я страсть люблю, а тут забыла. Дырявая голова.

Я вспомнил холодное и мягкое в сумке, и мне стало смешно и весело.

— Конечно, есть! — заторопился я. — Вот еще пирог, если хотите.

Старуха с удовольствием взяла кусок пирога, отщипнула крошечку темными пальцами, поднесла к сморщенному носу.

— Чем нюхается? — поинтересовалась Наташка.

— Пшеничкой, — помедлив, нараспев ответила старуха.

Я фыркнул, с удовольствием набивая рот котлетой и пирогом.

Заглянул в купе военный — сосед.

— А, мамаша с внучатами. Приятного аппетита. А я думал прикурить попросить, спички вышли.

По погонам я разглядел, что военный — артиллерийский капитан. Мне не хотелось, чтобы он сразу ушел от нас.

— Я поищу спички, — сделал я вид, будто усиленно роюсь в сумке. — А может, хотите пирог?