Дмитрий Емец: Таинственный Ктототам

Саша тоже возжелал искупаться. Мама вначале не разрешала, говоря, что море холодное, а потом разрешила, но только в спасательном жилете. Саша сиганул за борт, моментально замерз, и папа достал его, подхватив под мышки.

– Ой! – удивленно сказал Саша, разглядывая то, что держал в руке. – Я же купался с Катиным телефоном!

– Зачем ты его взял? – взвилась Катя.

– Я хотел переложить его, чтобы он не намок!

– Не ври: ты играл! Я тебя прикончу!

– Ай! Не надо! – пискнул Саша, прячась за папу. – С ним все в порядке, только экран не горит!

– Сашенька! Я сейчас тоже с тобой что-нибудь сделаю, что с тобой всё будет в порядке. Только у тебя звука не будет и изображения! – шипела Катя, пытаясь добраться до Саши, чтобы его задушить.

– Осторожно: гик! Ложись! – закричал Иван, и Саша был на время спасен.

Вскоре Рита заснула, убаюканная плеском волн. Костя последовал ее примеру, и только бессонный Саша, не рискуя вставать, чтобы снова не получить гиком по лбу, вертелся, как червячок.

Мама и папа Гавриловы смотрели на берега. Мимо проплыла Окуневка, затем красивый и гордый Тарханкутский маяк, после него Оленевка, а потом вдали показались отдельные разбросанные домики, постепенно сгущающиеся в небольшой городок.

– Черноморское? – спросила мама.

– Ага! – подтвердил Иван, но подтвердил рассеянно, потому что от берега дул отжимной ветер, яхту заваливало и надо было срочно убирать парус.

А тут еще Алена, привстав на локтях, закричала:

– Робинзон! Робинзон!

Никто не понимал, почему она кричит, но Алена продолжала кричать и показывать пальцем в открытое море. Там темнела какая-то точка.

– Буй, что ли, какой-то? Не было его тут раньше! – удивился Иван.

Петя направил на точку свой одноглазый бинокль, долго настраивал его, а потом сообщил:

– И правда Робинзон! Как ты без бинокля-то углядела?

Алена скромно зарумянилась. Зрение у нее было, как у снайпера.

– Какой еще Робинзон? – Папа отобрал у Пети бинокль, нацелил его в море и среди волн увидел резиновую лодку. На лодке, размахивая руками и пытаясь привлечь их внимание, подпрыгивал какой-то человек. Изредка порывы ветра доносили его похожий на писк крик. Чем-то он и правда походил на терпящего бедствие Робинзона, когда тот пытался покинуть остров на самодельном плоту.

– От берега мужика ветром отжимает! – сказал Иван, сразу сообразив, что к чему. – Кто ж на такой резинке в море выходит? У нее ж весла – как усы у таракана!

– И что будем делать?

– Спасать. Хотя лучше бы его, конечно, утопить. Такая дурость не лечится! – назидательно сказал Иван и завел мотор.

Яхта «ДруZба» отвернула от берега и отправилась догонять резиновую лодку. Ту продолжало относить, и прошло минут десять, прежде чем яхте удалось к ней приблизиться. В лодке, пытаясь грести бесполезными при таком ветре коротенькими веслами, сидел мужчина постарше папы Гаврилова. На нем был новенький гидрокостюм, на лбу – маска, а рядом лежали баллоны и подводное ружье.

– Лови, мужик! На буксир возьмем! – крикнул Иван, бросая ему край каната.

Тон у капитана «ДруZбы» был счастливо-небрежный. Можно было подумать, что он трижды в день спасает утопающих и один раз поднимает со дна «Титаник». Но, увы, канат пролетел мимо, плюхнулся в воду, и Ивану, смущенному промахом, пришлось подтягивать его и бросать вторично.

Робинзон поймал канат и торопливо привязал его к лодке.

– Ну слава богу! Я думал, конец! Три часа тут бултыхаюсь! – крикнул он, переводя дух.

– Кто ж в такую погоду в море выходит!

– Я не выходил. Я на камнях с ружьем плавал, а лодку на всякий случай надул. Думал, баллоны на нее положить. А ее сорвало и понесло. Я за ней. Догнал, вскарабкался, а обратно никак!

– Надо было лодку бросать и чесать к берегу! – заявил Иван.

– Ну, дорогой мой, смело вы чужими лодками разбрасываетесь! Да я и не доплыл бы. Я, когда на лодку залезал, один ласт потерял! – сказал Робинзон.

Теперь, когда он был спасен, путешественник быстро обретал уверенность в себе. Его круглые скулы из пепельных сделались румяными, как свежие яблоки, а в выражении лица проявилась даже какая-то начальственность.