Дмитрий Емец - Таинственный Ктототам

Но к вечеру, наслушавшись радио и городских сплетен, дядя Марат переменил мнение:

– А кто его знает… В новостях сказали: тот бенгальский тоже поначалу никого не трогал. А потом раз – десять человек в одну ночь! Не будут же журналисты врать!

Одни Гавриловы не заморачивались. Телевизора, чтобы нагнетаться, у них не было, радио они не слушали, а главным источником информации служил художник Федор. Утром и вечером он колесил на велосипеде по городу и искал тигренка, а днем сидел на туристической улице между скифскими каменными бабами и рисовал портреты-десятиминутки. Порой к нему даже выстраивалась очередь.

– Секрет прост! – объяснял Федор свой успех. – Я не стремлюсь к реалистическому искусству! Всякую женщину я рисую похожей на Мэрилин Монро, а всякого мужчину – на молодого Боярского!

– И недовольных не было?

– Какие там недовольные! Один француз три раза рисоваться приходил, когда я закосил его под Алена Делона!.. Маме, новой жене и бывшей теще – всем по портрету! Меня больше волнует, куда коза девала тигренка. Она хоть понимает, каких денег меня лишает?!

Утром все проспали и опаздывали. Алена носилась по комнате и ловила удравших ночью дегу. Саша, от которого папа на минуту отвлекся, досыпал на коврике для обуви. В ванной торчала Катя и по минуте чистила каждый зуб. Вика колотилась в хлипкую дверь и требовала, чтобы ей открыли. Катя дочистила зубы, после чего появилась в дверях и нравоучительно произнесла:

– И логопед говорит, что у тебя слабая воздушная струя? И это она говорит мне, твоей сестре, которая каждый день слушает, как ты вопишь!

Вика как мельница замахала на нее руками и скрылась в ванной.

Костю и Риту мама собирала в садик. Оба дошкольника сидели на лавке, болтали ногами и пытались вспомнить, что у них болит, чтобы можно было остаться дома.

– У меня голёва не болит? А голло? А зивот? А ноги у меня не болят? – спрашивала Рита.

– Сейчас сделаем укол – и будет легче! – утешала ее мама.

– Не надо уколь! Узе плосло! – быстро сказала Рита и стала выяснять, можно ли кричать под водой.

– Сомневаюсь, – сказала мама. – Но некоторые пробуют. Один мальчик говорил: «Сейчас я со злости воду покусаю, что вы меня в бассейн притащили, а потом буду плакать под водой!»

Рита задумалась. Она не знала, что «один мальчик» – это Костя. Зато Костя это помнил и недовольно посмотрел на маму.

– А под водой лазве мозно плакать? – продолжала выяснять Рита.

– Можно, но неинтересно. Никто не видит, – хмуро отозвался Костя. Он что-то пошептал Рите на ухо, и они стали интриговать, чтобы перед садиком оказаться в магазине.

– Нет денег! – сказала мама, знавшая, во что выливаются такие вот походы за воздухом.

Рита строго посмотрела на нее:

– А бянкомат? Рита Мофс сказаля, стобы ты купила бянкомат! Ты его купила?

– Нет, – созналась мама.

– Плёхо. А плосто деньги ты купиля? Рита Мофс сказаля, стобы ты купила плосто деньги и всегда ходиля со мной в магазин!

– Рита Мофс! Кто это? – спросил папа, уверенный, что Рита не выговорила какую-то букву.

– Мофс, – объяснила мама. – Фамилия такая. У них в садике три Риты. Рита Залесная, Рита Мофс и Рита Гаврилова, с которой ты уже знаком!

Мама посадила Риту в детское кресло, Костю на раму – и уехала. Со второго этажа спустился Петя с одной тетрадью под ремнем и, сунув руки в карманы, ушел осчастливливать школу. Через пару минут после Пети по ежедневному маршруту отправилась Катя. Вскоре после Кати – Вика. Она шла с плеером в ушах и каждые несколько секунд, видимо опасаясь потеряться, смотрела на экран смартфона, который несла перед собой в полусогнутой руке. Последней брела Алена, и позвоночник у нее осыпался в трусы от тяжести громадного рюкзака. На шее, как камень, болталась физкультурная форма в мешке. Вика со вздохом остановилась, подождала сестру и стала помогать ей, подтягивая немного вверх ручку надетого на Алену рюкзака. Со стороны казалось, что она волочет Алену за шиворот.

Папа сказал сам себе «Уф!» и хотел уже пойти работать, но тут на коврике проснулся забытый Саша, удивленно осмотрелся по сторонам и отправился искать школьные брюки и белую рубашку.

– А ты их вчера на место повесил? – спросил папа.

Саша дипломатично уклонился от ответа. Рубашку он нашел довольно быстро, брюки выудил за штанину из груды брошенных в стирку вещей и, навьючившись портфелем, тоже согласился удалиться. Судя по времени удаления, дневник его должен был украситься замечанием. Саша к замечаниям относился философски. По дороге в школу он грыз яблоко и мечтал о самой лучшей вещи в мире – о собственном болоте. Саша уже несколько недель вынашивал мысль, что можно сделать на участке болото и разводить в нем: